Путь Проклятого. Ян Валетов

а вместе с пылью мгновенно драл горло. Вода из глиняного кувшина оказалась прохладной, свежей и очень вкусной. Впрочем, здешний источник всегда очень хвалили.

      – Итак? – сказал профессор Кац, без церемоний вытирая губы рукавом. – Внимательно тебя слушаю…

      – Хочешь без предысторий?

      Рувим кивнул.

      – Думаю, что у тебя еще будет время посвятить меня в подробности. Вне этих стен.

      – Пожалуй, – согласился Чезаре, включая лэптоп. – Да и истории таких находок всегда одинаковы. Я просматривал документы четырнадцатого века. Письма, несколько грамот… Очень интересно, но рутинно… Таких бумаг тут на сто лет работы. Все в папке, края ветхие… И вдруг…

      Он развернул экран компьютера к собеседнику и Рувим увидел перед собой похожие на букашек буквы древнего алфавита. Скан был сделан с хорошим разрешением, даже там, где в оригинальном документе чернила потеряли насыщенность, текст читался вполне пристойно. Да, древнееврейский… Документ писан не переписчиком, строки аккуратные, но начертание букв и размещение слов на странице отличается от работы писца. Сами буквы выведены уверенной рукой, но не каллиграфически, а так, как должен был их изобразить часто пользовавшийся стилом человек. Очень хорошо.

      Он повернул колесико прокрутки.

      Хороши же несколько слов – почти три страницы текста, написанного не мелким, но достаточно убористым почерком. Ага. Вот и конец письма. Подпись…

      Он перечитал еще раз.

      Не может быть. Ерунда. Здесь? Откуда? Впрочем, древние документы порою совершают немыслимые путешествия самыми невероятными маршрутами. Но это…

      Он поднял глаза на Чезаре в надежде уловить на лице старого приятеля намек на розыгрыш, на изящную мистификацию специалиста специалистом. Но Каприо смотрел серьезно, даже с некоторым торжеством.

      И тогда Кац снова посмотрел на подпись под древнееврейским текстом, противоестественно, слева направо, бегущую по листу латиницей.

      Josephus Flavius.

* * *

      Рим. Март 99 года.

      Хоть мои предыдущие два письма остались без ответа, а то, что я отправлял в прошлом месяце, просто еще не могло дойти, я снова пишу тебе, сын, направляя послание с оказией. Отец милейшей Шошанны, которую ты, естественно, помнишь, обмолвился, что снаряжает корабль в Сирию, с заходом в греческие порты и в Александрию. Радости моей не было предела – мое письмо попадет в город, который ты так полюбил в последние годы, за каких-то две недели и будет доставлено адресату из рук в руки!

      Я уже представляю себе, как какой-нибудь молодой матрос бежит по широкой мощеной улице, крутя головой в поисках подсказанных ему прохожими примет. Я словно вижу склонившуюся над каменным забором смокву, калитку с железным затвором, тенистый сад, в котором ты, как я надеюсь, не в одиночестве коротаешь нестерпимо жаркие дневные часы. Воображаю себе, как ты отзываешься на стук у входа, как проходишь к калитке, приоткрываешь ее и берешь в руки это письмо, ломаешь печать… А щедро одаренный матрос спешит к портовым кабакам, пропивать данную