Сорок дней спустя. Алексей Доронин

11-й

      Наш храбрый лидер покинул нас. Ушел в затопленный тоннель и был таков. Забрал рюкзак с едой и водой, нам оставил крохи. Тоже мне, дайвер. Оставил записку, типа «Я приведу помощь». Уже день прошел, и слабо верится, что он добрался. По моим прикидкам, плыть там местами придется под водой. А вода-то уже ледяная.

      Надеюсь, эта сука сдохнет.

      День 12-й

      У нас заканчивается еда.

      Все, что осталось, мы разделили на равные порции. Очень маленькие. Долго не продержимся. Ума не приложу, что дальше.

      День 13-й

      Умерла Наталья. Похоже на пневмонию – кашляла много. Ничего не смогли сделать.

      Ну, хоть отдохнем от ее криков. Нас осталось шестеро.

      День 14-й

      Порции пришлось уменьшить еще на треть, теперь мы приблизились к нормам блокадного Ленинграда, и все равно их не растянуть навечно. Ну нет у нас Христа, чтобы накормить всех буханкой хлеба.

      Бутилированная вода тоже кончилась. Пьем ту, что в баке. Правда, это не вода, а ржавая дрянь.

      Но вовсе не это беспокоит меня сильнее всего. С ней в последнее время что-то происходит. Похоже, девчонка с каждым днем глубже и глубже уходит в себя. Даже предположить не могу, что она переживает там, внутри. Мне жаль ее, но ничего не могу поделать.

      День 15-й

      Вчера случилось маленькое ЧП.

      Супруги N повесились в душевой. Requiescat in pace, как говорится.

      Аж завидно… Может, зря тяну? Нет, нельзя так думать. Надежда умирает последней, ха-ха-ха.

      День 16-й

      Мне не нравится, как они на нее смотрят – студент и люмпен-пролетарий. Достаточно прозрачно намекнул, что, если кто-нибудь дотронется до нее, будет иметь дело со мной. Шакалы. Больше ни на шаг не отойду. Не хочу оставлять ее наедине с этими выродками. Мне очень не нравится, как они на нее смотрят.

      Эти уроды между тем устроили на станции маленький концлагерь. Нам почти ничего не перепадает из еды.

      Сегодня замерзла вода. Что там наверху творится, зима пришла, что ли?

      День 17-й

      Сегодня убил их обоих.

      Началось еще вчера – попытался намекнуть о жратве, и этот урод назвал меня козлом. Не люблю, когда меня так называют. Я его не провоцировал, вообще был само спокойствие. У меня долгое терпение. Но когда оно кончается… лучше рядом не находиться.

      Зря они не убили нас. Видимо, держали, как стадо, на убой. А не запирали, поскольку были уверены, что сильнее, да и ствол у них. Бараны. Даже не понимали, на что я способен.

      Спали они чутко, но я знал, что сумею подобраться. Я давно припрятал тот самый нож, которым она меня стращала, острый как бритва. Стоило мне его коснуться… Это было как наваждение. Провал – словно кусок записи стерли. Я помню только, что, когда ко мне вернулась способность мыслить, они не шевелились и кровь была повсюду.

      Так решаются межличностные конфликты в маленьком коллективе.

      Странно, но мне ни капельки не жалко. Ничего не чувствую, кроме облегчения – теперь ей ничего не угрожает. А этим туда и дорога. Я бы снова прирезал их, не задумываясь.

      Остались