Казна Наполеона. Александр Арсаньев

не встречал такой прекрасной женщины! С вами не сравнится ни одна дама из общества, – я исподволь старался подвести ее к разговору о Тане. Мне не хотелось причинять ей боль, но я извинял себя тем, что действую в интересах справедливого дела. Никогда бы я не осмелился играть чувствами женщины, если бы не испытывал к ней предубеждения. И тем не менее, несмотря на все свои тщетные попытки оправдания, я испытывал угрызения совести, которые добросовестно старался подавить, но из этого мало что выходило. Однако я почему-то был уверен, что Орлова ни в коем случае не захочет говорить о Картышевой. Хотя бы потому, что убийство – не тема для салонной беседы. – Сударь, вы лицемерите! – неожиданно заявила Нелли. – Весь Петербург говорит о вашей индианке! Это был один из тех немногих случаев, когда мой идеальный план провалился с треском. Ну кто же мог знать, что сударыня наслышана о нашей скромной персоне! Тогда зачем же она со мной играет? Я, конечно, неотразим, но не до такой же степени! «Туше!» – мрачно констатировал я, судорожно соображая, какой шаг предпринять в сложившейся пренеприятнейшей ситуации. – Вы говорите о Мире? – Мой вопрос, в общем-то, получился бессмысленным, так как ответ на него был просто очевиден. – Разумеется, – усмехнулась Нелли и отправила в рот внушительную порцию фруктового десерта. Как она ест, мне тоже не нравилось, и от того Елена Николаевна все больше теряла в моих глазах. «Львица» легко угадывала эту неприязнь своим врожденным, я бы даже сказал, биологическим инстинктом, вопреки тому, что я всеми силами старался скрыть свои ощущения, а может быть, напротив, именно благодаря этим моим бесплодным усилиям. – Мира – моя экономка, – я скромно потупил глазки, сделав вид, что внимательнейшим образом изучаю свои новые бальные туфли. В конце концов, пусть думает, что хочет. – Конечно, – неожиданно согласилась Нелли. – Как же я раньше не догадалась? У вас, дорогой Кольцов, – обратилась она ко мне, не скрывая своей ядовитой иронии, – довольно экзотический вкус! Не можете обойтись без аффектации! В голову мою невольно по-прежнему лезли весьма нелестные для дамы сравнения со змеями или скорпионами. Я должен был признать, что восточный вояж все-таки оставил в моей душе самые что ни на есть неизгладимые впечатления. – Ну… – признаюсь откровенно, я был растерян. – От меня-то вы что хотите? – перебила она меня. – Актер-то из вас, Яков Андреевич, весьма никудышный, – безапелляционно заявила Нелли. Я должен был сознаться, что, пожалуй, недооценил дражайшую Елену Николаевну и перестал изображать из себя влюбленного идиота. – Погибла ваша подруга, – начал было я. – И что? – спросила она довольно холодно. И без лорнета было заметно, что разговор ей ужасно неприятен. – Вы упоминали Татьяну уже неоднократно! У вас какой-то свой, особенный интерес? – невозмутимо поинтересовалась Елена Николаевна, потягивая из бокала шамбертен. – Ее дядя – мой близкий друг, – я немного лукавил. – И мне бы хотелось разобраться в этом деле. – И поэтому вы решили