Привкус древности. Константин Бояндин

обязан читать намерения своих посетителей. Нет, не совсем так; обязан ощущать, предугадывать их. Как правило, Феддервелу это отлично удавалось. Года этак три назад, когда по тракту ещё ходили караваны с товарами, и его скромное место отдохновения ещё не кануло в безвестность. Что с тобой? – услышал Феддервел незнакомый прежде испуганный голос. Он доносился откуда-то изнутри, но едва не заставил трактирщика подпрыгнуть. С каким это пор ты начал выражаться поэтически? Очнись, дурень, у тебя посетитель!..

      Пришлось очнуться.

      Но посетитель по-прежнему сидел так, что оставался видным только его силуэт и ни единым движением, ни малейшим напряжением мысли не давал повода предположить, что ему, собственно, нужно.

      Обычно в таких случаях наливают стаканчик вина. Не слишком дорогого, не чрезмерно крепкого. Для начала, как говорится.

      Феддервел, по-прежнему пребывая в коком-то полусне, вернулся к плите и, всё ещё думая о своей нелёгкой доле, налил полную чашку свежезаваренного чая. Запах и цвет напитка, прежде вызывавшие не отвращение, но… некую неприязнь, теперь казались приятными. Нечего, подумал он, вновь мстительно. Нечего вино переводить. Закажет вино – получит. А до тех пор… И, не позволяя себе увлечься размышлениями, вернулся с чашкой чая к стойке.

      Молча поставил её перед посетителем.

      Тот словно ничего и не заметил.

      Ну и ладно, подумал трактирщик и, бросив короткий взгляд на кувшинчик, взял ещё одну чашку. Для себя. Раз уж день пошёл козе под хвост, напьюсь чая. Интересно, а чаем можно напиться до беспамятства?..

      Мысль эта настолько захватила его, что он и не заметил, как вернулся с чашкой к стойке. Поставил её рядом с чашкой для посетителя и некоторое время смотрел в напоенные цветочным ароматом янтарные глубины.

      Осторожно поднёс чашку к губам и отхлебнул.

      Горячо, но… приятно, разрази меня молния! Или этот чай становится непередаваемо гнусным, только когда остынет? Впрочем, ладно. Голова постепенно прояснялась.

      Краем глаза он заметил, что гость его, по-прежнему оставаясь тенью самого себя, поднёс чашку к губам.

      То-то же, подумал Феддервел с удовольствием. Чай или не чай, а гадости здесь не подают. Ну… скажем так, не подают тем, кто в ней остро не нуждается.

      Тут он заметил, в какую чашку налил чай гостю. В выщербленную, старенькую, с разрушающейся ручкой и, кажется, небольшой трещиной.

      И себе – в изящную, тонкую, с золотыми колечками по ободку.

      И тут Феддервелу стало стыдно. Впервые за много лет. В кои-то годы появился посетитель, что не одаривает его заведение снисходительным и насмешливым взглядом. А он… Короче, янтарный божественный напиток показался ему мерзкими помоями, и вся ничтожность этого утра явилась во всей былой неприглядности. Дожился, Феддервел. Шутки шутками, но такое…