Тайны московской принцессы. Антон Иванов

сын, не сдадимся. Достала я тут один адрес, – она перешла на заговорщический шепот. – Врач. Говорят, уникальные операции делает. Экспериментальные. Выпишешься из больницы, и мы сразу к нему поедем. Никто больше-то помочь тебе не берется.

      – Да, правильно, нужно попробовать, – согласился Егор.

      Он боялся чересчур радоваться и слишком верить в успех, но был готов на любые мучения и испытания, лишь бы снова прозреть. Только бы это и впрямь оказалось возможно. И… поскорее!

      А Коржиков продолжал приходить и как бы утешать:

      – Понимаешь, Граф, – Никифор отчего-то год назад вбил себе в голову, что Егор непременно приходится каким-то потомком «тем самым Орловым, которые были фаворитами Екатерины Второй», и дал ему прозвище «Граф», – тебе на самом деле крупно повезло. Лежишь тут – и никаких проблем. В школу ходить не надо. У доски отвечать, над контрольными париться, уроки каждый день делать – тоже. А у меня, не поверишь, минуты свободной на жизнь нету. Мать с отцом постоянно висят над душой, учителя вообще озверели. С каждым днем все больше и больше домашки задают. Я уж от этой школы не знаю куда деваться.

      Никифор шумно и выразительно вздохнул. А Егор подумал, что согласен даже в свою старую школу ходить, лишь бы видеть. Валяться в тесной пропахшей хлоркой больничной палате ему опостылело до невозможности.

      – Ник, а хочешь, я тебе сейчас врежу? – предложил он. – Только ты мне, пожалуйста, на правах инвалида башку подставь. – И он махнул в воздухе крепко сжатым кулаком.

      – Да нет, Граф, не обижайся, я просто… Как лучше хотел, – отозвался смущенным голосом друг. – Ну, это… старался тебе подсказать, чтобы ты нашел хорошее в плохом. Обычно людям так легче.

      – Вранье, – ответил Егор.

      Его заколотила бессильная ярость.

      – Тогда извини. – Никифор в растерянности громко зашаркал ногами по полу.

      – Не хочу я так жить! Не хочу! Ничего хорошего теперь нет! Не старайся и не ищи! Бесполезно!

      Он кричал и кричал. Его трясло. Вбежавшая в палату на шум медсестра сделала ему успокаивающий укол. Он заснул.

      Больше Коржиков у него не появлялся. То ли не пускали, то ли сам не хотел. Выяснять причину Егору было неинтересно. Какая разница? Он не хотел видеть Никифора. Хотя бы по той причине, что видеть его он не мог. А на слух разве дружба? Они теперь как две параллельные непересекающиеся прямые. Что Никифор ни начинал бы ему рассказывать, от всего становилось бы больно. Он увидел смешную сценку на улице, а Егор больше никогда ничего не увидит. В классе у Коржика случилось какое-то происшествие, а Егор теперь не ходит в школу. И друзей у него новых никогда не будет. Негде ему с ними познакомиться. Да и с Коржиком дружба их кончится. Ему с Егором наверняка станет скучно. Ведь с ним сейчас ровным счетом ничего не происходит. Лежит в постели, как младенец, и только. Выписали его неожиданно, и они с мамой немедленно уехали в другой город. Далеко-далеко от Москвы. На Алтай. Там Егор сначала прошел обследование, потом ему сделали операцию. И он… стал видеть.

      – А очки? –