Аутодафе. Алексей Пехов

Не каждый день предоставляется случай умереть и воскреснуть. Такое тяжело осознать за несколько минут.

      Быстро светлело, звезды исчезали, рокот океана слабел, на камнях и траве выступила испарина холодной росы, а местность начала наливаться пока еще тусклыми, но с каждой минутой разгорающимися красками.

      – Начинается, – встрепенулась София, отвлекая меня от сумбура в мыслях. – Начинается, Людвиг!

      Она порывисто схватила меня за руку, потянула за собой и остановилась, не дойдя до гнезда тридцати шагов. Гуэрво уже был здесь и, подавшись вперед, вместе с Файрвардом смотрел, как лопается янтарная скорлупа на одном из драконьих яиц, едва его коснулись прямые солнечные лучи.

      Сеть мелких трещин пробежала по идеально гладкой поверхности, а затем яйцо с громким хлопком лопнуло, выплеснув в воздух комок оранжевого, холодного, волшебного огня, растекшегося жемчужной радугой над котловиной. В янтарных осколках возилось изящное черно-алое существо с лебединой шеей и хищной головой. Оно было уменьшенной копией Файрварда, лишь с тем отличием, что у мелочи имелись собственные, едва видимые крылья. Дракончик вопросительно закашлял, и его здоровенный папаша, высоко подняв голову, победно протрубил на всю округу о том, что в Темнолесье снова появились драконы.

      К дому Гуэрво я вернулся лишь к полудню, за мной увязался Зивий, до сих пор нывший, что его даже никто не подумал разбудить, когда родился самый первый дракон, и он, по сути дела, пропустил все интересное.

      Проповедник, сидевший на крыльце, увидев боздухана, скорчил рожу и обозвал его проклятущим чертом. Зивий конечно же не услышал и отправился в дом, сказав, что лично ему никто не запретит выпить из горла бутылку светлячкового вина. Меня к попойке он не приглашал, да я и не собирался веселиться – слишком устал.

      Сев рядом с Проповедником, я перевел дух.

      – Тяжелые дни. Я рад, что эта история позади.

      – Да уж. Слышал, как трубил адский змей. Как я понимаю, его дьявольское потомство все-таки выродилось на свет.

      – Верно понимаешь.

      – Душа так и не пришла?

      – Мне кажется, что ее и не было. Ни одна фигура не указала на присутствие темных сущностей поблизости от гнезда.

      – Ну значит, мы так и не узнаем, в чем была причина. – Он указательным пальцем оттянул окровавленный воротничок рясы. – Мне до чертиков надоел лес. Хочу домой, в городскую сутолоку, и чтобы вокруг тысячи людей. Буду заглядывать в окна вдовушек и поносить нечистых на руку людишек.

      – Последние тебя все равно не услышат.

      – И что с того? Считаешь, было бы лучше, чтобы слышали? Всенепременно надавали бы мне тумаков, будь я жив. Никто не любит, когда его ругают.

      – Ты еще тот прагматик. Я тебя слышу, ты не забыл?

      – Ну на твой счет в твоем присутствии я стараюсь не выражаться, – усмехнулся он. – Людвиг… Эй! Ты все еще здесь или я распинаюсь зря?

      – Ты знаешь, меня только что осенило. Я могу слышать души, а другие – нет.

      – Словно ты раньше этого не знал. А что ты теперь делаешь? Зачем рисуешь и что? Святые мученики, да что на