Служебный разбой (сборник). Кирилл Казанцев

уси ему,

      Подлецу…

      Все бы хорошо – поэму заранее одобрили в радиокомитете Федерального округа, известный киноактер Леонид Фатальный согласился читать поэму в живом эфире, но все уперлось в слово «…т», которое Иван Анатольевич наотрез отказался заменять на более литературное.

      Больше всех кричал и возмущался директор радиокомпании Роштейн:

      – Какого?.. Как я могу пропустить в эфир эту… я не знаю, как сказать прилично…

      – Не надо прилично, – парировал Иван Анатольевич. – Надо говорить прямо: «…т»!

      – …!!! Иван Анатольевич! Это матерщина… Это бл…й…т!

      – Девки и есть бл…и. Раньше так называли девок гулящих.

      – Стоп. Сегодня девять часов восемь минут утра. Я вас уважаю как известного поэта, Иван Анатольевич, но давайте не будем, – Роштейн утомленно отмахнулся, словно отгонял муху.

      Он полночи после мальчишника охаживал двух азиаток на три вида за пять тысяч рубликов в час и теперь был не в состоянии говорить на тему интима вообще. К тому же больно ныли две ссадины на члене, оставленные одной из улыбчивых шалуний, и к тихой боли примешивались грешные мысли о возможном заражении веселой болезнью. «Вот тогда будет очень весело!» – думал Роштейн.

      – Все же я не вижу особого криминала, если крепкое народное слово прозвучит в радиоэфире, – доверительно воззрился на усталого директора Иван Анатольевич.

      – Проконсультируйтесь с Фатальным, Иван Анатольевич, он сейчас в студии. Ему читать… Интересно узнать его мнение.

      Это была явная отмазка, но делать было нечего, Иван Анатольевич пошел «консультироваться».

      Фатальный, в свитере, пил крепкий чай в обществе звукооператоров. Выслушав вопрос, задумался…

      – Нет, Иван, так прямо я не скажу в микрофон «…т». Я могу прочесть типа «Пошел на хрен!». Но сказать «…т»…

      – Что вы боитесь русских слов? Любую бабу спроси, что с ней мужик делает, она без обиняков скажет: «…т», а вы нюни распустили. Мне что, написать: «И занимался любовью с девушками, не помышляя о громадном горе в поверженной стране?» Да он пьяная скотина – он пьет, жрет копченную свинину и…т б…й дворовых!

      Совершенно разозленный, в половине десятого утра Иван Анатольевич Контенко, в прошлом лауреат госпремий и обладатель литературных грамот, выехал на такси домой – в пригородный дачный поселок Огурцово, где у его сына Артемки был элитный коттедж на три уровня. Артем Контенко был вялым молодым человеком тридцати четырех лет. «Голубь драный», – ругался в сердцах Контенко-старший на сына, когда перебирал коньяка, нисколько не стесняясь посторонних слушателей…

      С этого, собственно, и началась злосчастная история, волею судеб в которую оказались вовлечены многие люди, и большинство из них прервали в ходе нее свой жизненный путь отнюдь не по своей воле (царство им небесное).

* * *

      Журналист Сергей Бянко по прозвищу Серафим искал американского миссионера отца Боуна. Ему указали шестую школу.

      Из актового зала далеко вокруг по тихим коридорам разносилось бодрое пение послушников:

      – Аллилуя-я-я! Ал-ли-луя-я! Али-лу-у-я-я!

      Серафим бодро вошел в зал. Тут и там шептались старшеклассники, видимо, согнанные в зал принудительно. На сцене, взявшись за руки, молодые люди, пританцовывая, тянули: «Ал-ли-луя-я!» Рядом играл на электроинструментах ансамбль.

      Серафим удивленно огляделся – проповедовать в школах строго-настрого запрещено, а тут – так, в открытую. Он увидел знакомого из «Федеральной газеты» Генриха Борзова. Тот сидел в первом ряду. Заметив Сергея, он замахал рукой.

      Серафим подсел на свободное кресло.

      – Борзов, что за бедлам?

      – Спасают молодое поколение. Видишь плакат: «Отец Боун против наркомании и гомосексуализма».

      – Не понял!

      – Молодые люди, принимая наркотики, теряют волю, и их вовлекают в тяжкий грех содомии… Боун говорил убедительно.

      – И где он?

      – Уже ушел. Сейчас эти допоют, и конец выступлению.

      На сцене началось завершающее действие – по-прежнему, пританцовывая и держась за руки, послушники, под хохот тинейджеров, задорно запели о грехе содомии:

      Раз, два, три, четыре, пять!

      Знает каждый кроха.

      Раз, два, три, четыре, пять!

      Анус – это плохо!

      Фу, ужасно плохо!

      Сергей невольно хрюкнул.

      – Клоунада какая-то.

      – Это еще что! Ты с самим отцом пообщайся. Кстати, зачем он тебе?

      – Редакционное задание. Борьба с наркотиками и развращенностью в молодежной среде.

      – Это сейчас актуально.

* * *

      Редактор Калашников в окружении редакционных бездельников, стянувшихся в предвкушении развлечения в его кабинет, рассматривал документы прикомандированного к редакции стажера из журфака. Стажер как стажер – высокий, худощавый, короткие кучеряшки