Бойся своих желаний. Анна и Сергей Литвиновы

Союзе, не признают. И ругают.

      – Я ругаться не буду. Обещаю.

      – Нет-нет, не скажу.

      Мелодия старинного вальса, столь одухотворенного и прекрасного, размягчала душу – как и движение, и ожидание Нового года, и вечер в кругу друзей, и близость свежего, юного тела. И любовные токи.

      Желание немедленно увести или даже увезти дивчину (как гусары увозили!) вдруг вспыхнуло в немолодом уже теле, и он разом понял столь осуждаемых старичков в дореволюционной помещичьей жизни, что женились на молоденьких: смотри картину Пукирева «Неравный брак». Он неожиданно осознал, что чувствовали те, кто брал себе в жены юных, и готов был почти признаться, что они – правы. Но сейчас, в советской стране, с внучкой соратника – нет, нет, решительно невозможно! Отогнал от себя грешные позывы, попытавшись отвлечься от прелестницы и сосредоточиться на лицах других танцующих.

      Девушка истолковала затянувшееся молчание Леонида Ильича по-своему.

      – Ладно, скажу, – с очаровательной непоследовательностью вдруг молвила она.

      Брежнев поощряюще улыбнулся. От лихого танца и борьбы с животным в себе он вдруг почувствовал, что устал. Раньше такого не было.

      Он лишь сделал неопределенный жест плечами: мол, хочешь – рассказывай, не хочешь – молчи. Инстинкт старого ловеласа подсказывал ему абсолютно правильный стиль общения – хоть он и не тренировался в искусстве флирта, почитай, лет шесть. Девочка снова разбудила его инстинкты! Только за это уже можно быть ей благодарным.

      – Мне нравятся битлы, – вдруг прошептала она.

      – Кто? – не понял он. Он в первый раз слышал это слово.

      – Ну, битлы.

      – А кто это?

      – Вы вправду не знаете, дядя Леня?

      – Ты же меня раньше не просвещала.

      – А почему ж тогда их у нас ругают?

      – Кто посмел? – Ему тоже без труда, безо всякой натуги далось возвращение к легким таинствам словесной любовной игры.

      – Все говорят, что они плохие!

      – Кто?!

      – Лектор у нас был. И наша классная. И в газете писали. А они не плохие, а очень музыкально одаренные. Вы ведь лично не против них?

      – Если только они не сделали что-нибудь ужасное.

      – Вроде чего?

      – Ну, негров они не линчевали? – пошутил он.

      – Что вы, дядя Леня! – всерьез ужаснулась она.

      Музыка снова кончилась, и они опять стояли друг напротив друга. Устин Акимыч быстро-быстро поставил новую пластинку, Вертинского – и дядя Леня снова закружил школьницу Нину. Он видел, как слегка нахмурилась Виктория Петровна: поведение супруга становилось неприличным. Но, как всегда, он мало уделил внимания ее недовольству: не первый раз и не последний он ухаживает за женщинами, и жена никогда не вмешивалась, а супиться может сколько угодно. И тур вальса с девочкой продолжался. Как и разговор.

      – И, дядя Леня, битлы – очень талантливые. Знаете что?

      – Что же?

      – У нас вся молодежь их любит. Даже все комсомольцы. Ребята могут вам сколько угодно врать, что любят Магомаева, но на самом