Кубок лунника. Анна Клименко

пытался его убить и чья попытка увенчалась бы успехом, если бы не вмешалась она, Малика Вейн. Запер, йорггово отродье, в темной спальне – «надеюсь, что не навсегда!» – а это значит, что у самого Рутто вдруг появились неотложные дела.

      «Ну, или он попросту решил от меня избавиться», – угрюмо подумала ведьма.

      Потом ей почудилось, что сквозь упругую мембрану башни-раковины доносятся голоса, один из которых был женским.

      – Эй! Э-эй! – завопила Малика, – выпустите меня! Всеблагий, я уеду, уеду завтра же! Я никому не расскажу о том, что здесь происходит!

      Внезапно накатил приступ страха, руки затряслись, зубы начали выбивать барабанную дробь. А что, если… Если и вправду граф решил заморить ее здесь голодом, а тело потом спустить в подземелья?

      «Но у него не должно быть причин желать моей смерти», – Малика из последних сил пыталась себя успокоить. По щекам побежали горячие соленые капли, горло сжалось.

      «Нет причин? Ох, дорогая, ты можешь знать слишком много для того, чтобы остаться в живых!»

      – Альвен! – в последний раз позвала Малика.

      Нет ответа. Тишина. Страшная, как в гробу. И темно… точно также.

      Сердце забилось, заметалось в груди пойманной птицей. Сколько еще кидаться ей на теплую стену? Надолго ли хватит сил? Малика с хрипом втянула воздух, облизала пересохшие губы. Ну вот, начинается. Попить бы – но воды нет. И, похоже, не будет уже до самого конца.

      «А он будет приходить сюда каждый день и наблюдать за тем, как я умираю».

      Ведьма сползла по стене на пол и закрыла глаза. Провела рукой по щекам, вытирая слезы. Если бы только… она оставила ректору записку о том, куда и зачем направляется! Тогда, может быть, ее бы успели найти еще живой, но все это – только мечты. Она, Малика Вейн, одинокая ведьма. Никому не интересно, куда и надолго ли она уехала. Никто не будет горевать, если больше она никогда не вернется в стены Академии. Разве что Лягух?..

      Малика вдруг необыкновенно четко представила себе посыльного, его круглые и всегда печальные глаза, большой рот, вечно улыбающийся – но тоже невесело, а как-то заискивающе… Бедный человек, несчастное создание, которое никто не любит. Ее душили рыдания, но теперь уже от жалости к Лягуху.

      «Бред», – решила ведьма, – «как скоро».

      Но почему – скоро? Она не могла точно сказать, сколько минут – или часов – провела в этой душной тьме.

      Малика прилегла, прямо на пол, положила руки под голову. Вслед за страхом пришла дикая усталость, а за ней шлейфом стелился тревожный сон.

      «Какая же ты наивная дурочка, Малика Вейн», – успела подумать ведьма, засыпая.

* * *

      …Что-то изменилось. В глаза ударил яркий с непривычки свет.

      Свечи?!! Но…

      Шумно вздохнув, Малика приподнялась на локте и огляделась. Похоже, она по-прежнему находилась в графской спальне.На комодев давно не чищеномсеребряном канделябре ярко сияли золотые звезды свечей.Рядом, на лиловом покрывале, мирно ждал поднос, уставленный глянцево блестящей черной посудой.

      Ведьма почувствовала на себе чей-то тяжелый взгляд и быстро обернулась, уже зная, кого увидит.

      Лунник.