Пустите меня в Рим. Елена Чалова

не в обиде?

      – Нет, какая обида! А куда ты едешь?

      – Сначала по маршруту гастролей, а потом в Москву.

      Я захлопала глазами, не веря своим ушам, подружка торопливым шепотом пояснила, что мать ее простит невесть когда, а пока и видеть не может, трясется вся. Взрослое население двора, да и наша компания, винили в случившемся именно Светку, что меня в тот момент ужасно удивило. И подружка, встретив своего героя, решила заодно распрощаться с ополчившимися на нее родными и знакомыми.

      – С Сусликом я попрощалась, он дурак, конечно, еще, но все равно братик. Ты присматривай за ним, ладно? – Я кивнула. – Я тебе напишу. Или позвоню.

      – Светка, но как же ты... одна. К началу занятий в институте хоть вернешься?

      Она пожала плечами. Потом, блестя глазами, ответила:

      – Если все будет нормально – не вернусь... ну, только если в гости: тебя проведать и Суслика.

      За окном раздался свист, и подружка дернулась:

      – Мне пора. Прощай, Танька.

      – Ты что... нельзя так! Скажи «до свидания».

      – Ладно, пока, до встречи.

      Она вылезла в окно, а я кое-как подвинулась и выглянула на улицу. Там стояли те же двое ребят, что и утром... а может, другие, в сумраках видно было плохо. И с ними Николай. Теперь, зная, что это он, я легко его узнала. Николай махнул мне рукой и негромко сказал:

      – Выздоравливай, Татьяна.

      – Куртка, у меня ваша куртка осталась!

      – Черт с ней! Если понравилась – носи на здоровье. Главное – выздоравливай!

      Светка уже стояла с ним рядом. Он оперся на ее плечо и захромал прочь. Когда они скрылись за углом детского корпуса, на улице взревели моторы мотоциклов. Я упала на подушку и долго смотрела в быстро темнеющее небо. Шумели и радовались птицы в больничном саду, а у меня из глаз текли слезы. Мне было жалко Светку, себя, Суслика, наших мам.

      Из больницы меня выставили довольно быстро. На костылях я бодро прыгаю в библиотеку и, поудобнее устроив ногу, отсиживаю за компом. Пашка бросил Наташку и теперь каждый вечер провожает меня домой, но как-то это не радует. На юг мы не поехали.

      Светкины гастроли с Николаем длились почти месяц. Потом она оказалась в Москве. Я хожу на занятия в институт. Масса новых впечатлений и знакомств немного притупили боль разлуки с подружкой, хотя иной раз я потихоньку реву – так мне ее не хватает! За Сусликом я стараюсь присматривать, как и обещала. Он вообще-то парень невредный, больше всего любит всякую живность, а из книжек – энциклопедии про животных. Правда, как-то раз я его засекла за школой со старшими пацанами, и, сдается мне, он курил. Я не поленилась, подстерегла малолетнего негодяя, когда он неспешно – нога за ногу – шел домой, прижала его на лестнице и принюхалась. Так и есть – воняло от него, как от скунса, и в том числе сигаретами. Дала ему подзатыльник. Суслик заморгал и заныл:

      – Танька, ты чего? Чего дерешься-то?

      – Того! Ты с кем сегодня торчал за школой? На наркоту сесть хочешь?

      – Ты чё? Мы курили просто... А!

      Второй