Черный телефон. Дарья Симонова

пил, оттого в депрессии, поэтому и уши развесил на церемонии вручения одной из ключевых премий. И вместо медоточивых похвал в адрес своей опоры, своей незаменимой правой-левой руки, гордости издательства, – короче, вместо панегириков редактору Арсеньевой он услышал гадкий писк ничтожного завистника. В бочке меда он отыскал ложку дегтя. Вот что происходит с алкоголиками, когда они бросают пить.

      Когда пьют – страшно. Бросают пить – еще страшнее. Арсеньева знала это не понаслышке. Но стоит ли отвлекаться на травматический опыт! Это было давно и неправда.

      Арсеньева своими ловкими редакторскими щипчиками для выправки текста и вправления растрепавшихся мозгов выудила у шефа все приметы того, кто посмел высказать крамолу о нечитабельности. Точнее, той, которая посмела, – особа была женского пола. Кто бы сомневался! Потом Арсеньева добыла фото и сунула шефу под нос: «Она?» Да, это была она. Собрать досье не представляло труда. Бэлла Миронова. Странно, но она не состояла в конкурирующем издательстве и не была редактором. Более того, этой рыжей выскочке было бы даже выгодно подружиться с издательским домом «Ирис», чтобы его авторы, популярные и активно издающиеся, выступали в Бэллиной богадельне для графоманов-неудачников.

      Какая досада, уже не только для графоманов! Досье привело Арсеньеву в сердитое недоумение. Оказывается, эта выскочка уже дружила с «Ирисом», но с другой стороны, минуя Лучшего редактора всех времен и народов. Лучшего, но не единственного. Оказывается, к Бэлле повадились авторы других книжных серий издательства. Видимо, более читабельные, на ее плебейский вкус.

      – Ты не права, вкус у нее есть, – возразил шеф.

      И ты, Брут! Этого редактор Арсеньева снести уже не могла. Но конечно, она сохранила свое фирменное надменное спокойствие, порой сменяющееся прохладным обменом любезностями с авторами-фаворитами. Свою «вазу лица» она, как всегда, не расплескала. Но стратегия у нее созрела. Прежде чем раздавить вражескую гадину, как говорил ее дядя-генерал, она решила ее использовать. Одно время в хрупком фаворе у Арсеньевой была амбициозная писательница Наталья Борская. Была, но не долго. Холодной, вымерзшей до самой сердцевины Римме Сергеевне вообще никто не нравился долго. Ничья проза. Исключения случались, но им за столь долгое расположение полагалась особо жестокая месть. То есть их вдруг без всякого объяснения переставали издавать. Автор метался в догадках, пытался понять, в чем дело, но ответа не получал. Самые успешные быстро завязывали с отчаянным воплем «почему?» и находили другое издательство, а прочие… по-разному. Борская пока не знала, что ей тоже скоро будет отказано в милости. Арсеньева чуяла, что эта немного истеричная, с неаккуратным макияжем дамочка не повторит успех первого провокационного романа. Уйдет в другие стили. Быть может, это даже будет более талантливым, но Римме Сергеевне Арсеньевой нужен был штучный шедевр. Которого больше ни у кого нет. О чем будут говорить вечно! Вот чего алкала ее душа…

      Но с годами ей стало ясно,