Дом учителя. Наталья Нестерова

как ты полагаешь?

      – Какой-то библейский мужик, который плавал на ковчеге Ноя.

      – Странное у вас освещение улиц. На одних есть фонари, на других отсутствуют. Будто раздавали премии. Передовикам производства – светлые улицы. Что-то мне расхотелось пива. Повернем назад? – остановилась Анна Аркадьевна.

      Юра правильно истолковал ее нежелание двигаться дальше и вести беседу.

      – Снова простите? Я все время перед вами извиняюсь как… как хам… на исправлении. Некрасиво, невоспитанно, неделикатно отталкивать хама, который желает перевоспитаться, – не удержался он от цитирования слов Анны Аркадьевны. – Не обижайтесь, пожалуйста! Осталось совсем немного, метров триста, за тем поворотом киоск. Хам – это человек, который плюет туда, где остальные люди хотят видеть чистоту.

      – Верно! – похвалила Анна Аркадьевна и двинулась дальше. – Пренебрегает культурными запретами. Рядом с моим домом сквер: деревья, кустики, дорожки, лавочки. Около каждой лавочки стоит урна, как правило, пустая. Почему после выходных вокруг нее все усеяно окурками, пустыми бутылками, обертками? Разве трудно сделать один шаг, протянуть руку? Мы как-то гуляли с мужем, я рассуждала на тему феномена хамства. Он сказал, что никакого феномена нет, это просто незрелые помидоры. Муж сейчас увлечен дачей и все его сравнения из области сельского хозяйства. Зреют на ветке помидоры, и вдруг один из них, зеленый, почему-то отваливается, падает на землю. Это и есть хам – незрелый плод, который вряд ли покраснеет. Применительно к людям – остановившийся в развитии, в усвоении правил культуры человек. Юра, ты не поверишь! Я подбирала падалицу помидоров и пыталась заставить их созреть дома. Педагог – это диагноз.

      – Хам боится только боли, наказания.

      – А кто их не боится?

      Они подошли к ярко освещенному киоску, стеклянный фасад которого был заклеен выцветшими этикетками продаваемой продукции. Мороженое, печенье, газированная вода, жевательные резинки. Пиво не рекламировалось. Как и сигареты, которые купил мужчина, отошедший от киоска. Общение продавца и покупателей осуществлялось через небольшое окошко. Чтобы заглянуть в него, требовалось согнуться в три погибели. Когда-то, вспомнила Анна Аркадьевна времена своего детства и молодости, такие окошки были везде: на почте, в сберкассе, в регистратуре поликлиники, в кассе по продаже авиа- и железнодорожных билетов. «Словно кто-то мог их ограбить, – подумала она. – Словно стекло с форточкой могло защитить от ограбления. Неужели, чтобы унизить нас, заставить принять просительную позу? Хорошо, что это кончилось. Мы больше не кланяемся тем, кто нас обслуживает и от нас зависит. Мы разогнулись и не заметили. Только в столице разогнулись?»

      Юра пошептался с продавцом, повернулся к Анне Аркадьевне, назвал марку светлого пива, спросил, подойдет ли.

      – Вполне, – кивнула она.

      – Только я деньги забыл взять, – признался Юра.

      – У меня тоже нет, – развела руками Анна Аркадьевна. – Да и ладно! Не судьба.

      – Нет, погодите!

      Он