Голова профессора Доуэля. Властелин мира. Александр Беляев

аппаратами, поддерживавшими жизнь головы. Ночью ее сменял Джон.

      Профессор Керн объяснил ей, как нужно обращаться с кранами у баллонов. Указав на большой цилиндр, от которого шла толстая трубка к горлу головы, Керн строжайше запретил ей открывать кран цилиндра.

      – Если повернуть кран, голова будет немедленно убита. Как-нибудь я объясню вам всю систему питания головы и назначение этого цилиндра. Пока вам довольно знать, как обращаться с аппаратами.

      С обещанными объяснениями Керн, однако, не спешил.

      В одну из ноздрей головы был глубоко вставлен маленький термометр. В определенные часы нужно было вынимать его и записывать температуру. Термометрами же и манометрами были снабжены и баллоны. Лоран следила за температурой жидкостей и давлением в баллонах. Хорошо отрегулированные аппараты не доставляли хлопот, действуя с точностью часового механизма. Особой чувствительности прибор, приставленный к виску головы, отмечал пульсацию, механически вычерчивая кривую. Через сутки лента сменялась. Содержимое баллонов пополнялось в отсутствие Лоран, до ее прихода.

      Мари постепенно привыкла к голове и даже сдружилась с нею.

      Когда Лоран утром входила в лабораторию с порозовевшими от ходьбы и свежего воздуха щеками, голова слабо улыбалась ей и веки ее дрожали в знак приветствия.

      Голова не могла говорить. Но между нею и Лоран скоро установился условный язык, хотя и очень ограниченный. Опускание головою век означало «да», поднятие наверх – «нет». Несколько помогали и беззвучно шевелящиеся губы.

      – Как вы сегодня чувствуете себя? – спрашивала Лоран.

      Голова улыбалась «тенью улыбки» и опускала веки: «хорошо, благодарю».

      – Как провели ночь?

      Та же мимика.

      Задавая вопросы, Лоран проворно исполняла утренние обязанности. Проверила аппараты, температуру, пульс. Сделала записи в журнале. Затем с величайшей осторожностью обмыла водой со спиртом лицо головы при помощи мягкой губки, вытерла гигроскопической ватой ушные раковины. Сняла клочок ваты, повисший на ресницах. Промыла глаза, уши, нос, рот, – в рот и нос для этого вводились особые трубки. Привела в порядок волосы.

      Руки ее проворно и ловко касались головы. На лице головы было выражение довольства.

      – Сегодня чудесный день, – говорила Лоран. – Синее-синее небо. Чистый морозный воздух. Так и хочется дышать всей грудью. Смотрите, как ярко светит солнце, совсем по весеннему.

      Углы губ профессора Доуэля печально опустились. Глаза с тоской глянули в окно и остановились на Лоран.

      Она покраснела от легкой досады на себя. С инстинктом чуткой женщины Лоран избегала говорить обо всем, что было недостижимо для головы и могло лишний раз напомнить об убожестве ее физического существования.

      Мари испытывала какую-то материнскую жалость к голове, как к беспомощному, обиженному природой ребенку.

      – Ну с, давайте заниматься! – поспешно сказала Лоран, чтобы поправить ошибку.

      По утрам, до прихода профессора Керна, голова занималась чтением.