Когда глаза привыкнут к темноте. Наталия Кочелаева

служившая у Бекетовой, молилась на нее. Графиня давала горничным приданое, крестила их детей, помогала обзавестись собственным делом дворецким и кучерам, на свои деньги кормила, лечила и учила всех чад и домочадцев своих слуг. В антресолях ее дома жила в праздности и сытости ее бывшая экономка. Крестьянка Тверской губернии, вдова, она была ровесницей и тезкой Варвары Бекетовой, по фамилии Симакова. Три года назад она упала с подоконника, сломала обе ноги и теперь не могла работать, да и вообще почти не двигалась.

      В 1905 году Наденька познакомилась со студентом Данчковским и вышла за него замуж. Молодые остались жить у Бекетовой.

      – Некрасивый он был, длинный, тощий такой… А Надя его сильно любила. Бывало, придет он домой, а она кинется ему на шею и так и замрет вся… Он любил ее – и жалел сильно. Меня так никто не любил. Да он всех жалел, добрый был. Бывало, до смешного доходило – идет он по улице, а за ним штук пять собак рысят, деловитые такие, словно министры на приеме у государя. Он в кармане шинели всегда колбасу таскал, подкармливал дворняг бродячих. А погиб ни за что, как заяц. Казак разрубил его шашкой от плеча до пояса, когда первую революцию разгоняли. От горя Надя раньше времени родила. Арсения мы выходили, а Надюша умерла. Уже вставать начала, по комнатам ходить, сына сама кормила. Только была как бы не в себе, все за голову держалась. Однажды утром она просто не проснулась. Врач сказал, что какой-то сосуд лопнул у нее в голове, что она умерла во сне. И остались мы с Арсением… Он уже в реальном училище Петершуле[4] был, когда заварилась эта большевистская каша.

      – Почему же вы не уехали? – спросила я. – Многие ведь уезжали!

      – Чтоб у тебя муж был, вот почему, – сварливо ответила Вава. – Куда нам было ехать? Старуха и мальчишка, на чужой стороне… Деньги пропали в первый же год, банкир оказался сообразительней и сбежал со всеми сундуками не то в Париж, не то в Берлин. Было с чем ехать, врать не буду, но всего я забрать не могла. Набережную эту гранитную, волну невскую, мутную, стены своего дома, платочек серого неба, что из окна моей спальни виден… Но я понимала, если останусь – конец мне, сгинем вместе с Арсюшей. Тут как раз Варвара-экономка померла, не стала ждать, как мы эту кашу расхлебаем. Горничная меня и надоумила: возьмите, мол, Варвара Дмитриевна, ее паспорт, прикиньтесь простой старухой, авось пронесет, а уж мы не выдадим. И не выдала ведь! Только сбежала да все бриллианты прихватила, одно вот твое колечко и осталось. – Она кивнула на чистый, умытый бриллиант, сверкавший у меня на пальце.

      – Так это ваше колечко? Я отдам… Возьмите…

      – Мне не надо, деточка. На пальцы-то мои посмотри, ровно сучья кривые! Носи на здоровье, помни графиню Бекетову. Не снимай, я тебе сказала! Вот так… Все добришко графское реквизировали и растащили, дом пролетарьятом уплотнили… Но прожили кое-как. Арсюша детскосельскую школу закончил, потом электротехникум. Потом вот с пути сбился, стихи

4

П е т е р ш у л е – немецкое училище при церкви Святого Петра в Санкт-Петербурге, основано в 1710 г.