Невеста по наследству. Ирина Мельникова

попала в глаза, и их защипало. Меркушева с ужасом посмотрела на огромное мокрое пятно, расплывающееся по подолу ее платья и розовому бархату софы, на которой она лежала, и простонала:

      – Глашенька, дорогая, я благодарна тебе за заботу, но, боюсь, уксусная вода плохо на меня действует.

      – Как я тебя понимаю, – трагически закатила глаза мадам Дончак-Яровская. – Подготовка к свадьбе отняла у тебя все силы и здоровье. Твои гирлянды и букеты из роз просто обворожительны, а новая мебель в гостиной… У меня нет слов! – Она склонилась к Ольге Ивановне и, оглянувшись на Райковича, прошептала: – Ты можешь мне полностью довериться. Я в состоянии тебе помочь и прекратить слухи, которые ходят среди гостей…

      – Какие еще слухи? – Меркушева забыла о своей роли «больной» и быстро села на софе. – Я не давала никакого повода для слухов.

      Глафира поджала губы и осуждающе произнесла:

      – Возможно, ты сама и не давала, но исчезновение твоей дочери не осталось незамеченным, потом эти разговоры среди слуг… Неужели Настя отказалась от такого жениха?! Не скрывай, не скрывай, дорогая! – вскрикнула она, заметив протестующий жест подруги. – Я заметила, что граф Андрей неподдельно огорчен подобным поворотом событий.

      – Господи, Глафира, какую чушь ты несешь? Я же объяснила, что Настя заболела, а ее жених…

      – Ну, это ты кому-нибудь другому рассказывай! – махнула на нее рукой Дончак-Яровская. – С чего бы вдруг молодому графу спешно возвращаться в Петербург? Никто не поверит, что у него нашлись какие-то более важные дела, чем эта свадьба, от которой зависит судьба почти миллиона фунтов стерлингов. Оленька, нужно срочно предпринять меры, чтобы избежать скандала! – Она молитвенно воздела руки и с пафосом произнесла: – О, эти дети! Упрямые, эгоистичные, безжалостные! Им наплевать на родителей и на мнение света!

      Ольга Ивановна сжала зубы и ценой неимоверных усилий сдержалась, чтобы не встать на защиту своей дочери и не посоветовать этой напыщенной болтунье убираться подобру-поздорову из ее дома. Но тут не выдержал Райкович и проскрипел из своего угла:

      – Смею надеяться, что эти обвинения не относятся к нашей Насте. – Он вышел на свет, слегка прихрамывая, подошел к софе и, заложив руки за спину, с презрением посмотрел на Глафиру. – Советую вам, милейшая, отнести эти упреки на счет пяти оболтусов, которых вы имели несчастье произвести на свет. Чего стоит ваш старший Никита с его прыщами и отвратительной привычкой грызть ногти? И к тому же он имеет склонность подшучивать над весьма достойными людьми, которым он и в подметки не годится! – Райкович сердито сверкнул глазами на долговязую сплетницу и проворчал: – Вы критикуете дочь Ольги Ивановны? В жизни не слышал большего вздора. – Он склонился к руке Меркушевой, быстро коснулся ее сухими горячими губами и опять взглянул на Дончак-Яровскую, на какое-то время утратившую способность говорить. – Идите к себе, Глафира Афанасьевна, и придержите свой язык до утра. Завтра на свежую голову