Сестра моя – смерть. Николай Зорин

всегда его ставила, когда чувствовала: дошла до точки и без подпитки не продержаться.

* * *

      Отзвучала Lakrimosa, яму засыпали толстым слоем извести, сумасшедшего Сальери провезли мимо убитого его рассказом священника – и тут в дверь зазвонили. Я не хотела открывать, оставались последние кадры, мне во что бы то ни стало нужно было их досмотреть. И я не открыла. А в дверь все звонили, звонили.

      Фильм кончился. В дверь грохнули кулаком – раз, другой, третий – железным кулаком. Нет, это дверь у меня железная, а кулак, вероятно, простой, человеческий. Ну кому я могла понадобиться до такой степени? Соседи вызовут милицию, если этот грохот продлится еще немного. Может, пусть вызывают?

      Милиция мне ни к чему. Особенно сегодня.

      Я подошла к двери, заглянула в глазок. На площадке стоял мой отец. За эти полгода после смерти мамы он не пришел ко мне ни разу. Что могло его привести сегодня? В дверь снова грохнули кулаком. Он никогда так себя не вел. Мне стало страшно до дурноты, но дверь я открыла.

      – Папа?!

      Отец шагнул в квартиру, выглядел он просто ужасно, особенно глаза – совсем сумасшедшие, дикие какие-то глаза. Мне показалось, что сейчас он меня ударит, и я отпрянула в сторону. Он действительно поднял руку, сжал в кулак, но, рубанув ею воздух, опустил.

      – Ты убила ее! – Отец всхлипнул, закрыл лицо руками и вдруг – о господи! – стал оседать. Этого я уже выдержать не могла. Я бросилась его поднимать.

      – Папа! Что с тобой, папа?

      Он оттолкнул меня, посмотрел злобно, с ненавистью, но, слава богу, оседать на пол перестал, выпрямился, снова рубанул воздух рукой, сжатой в кулак.

      – Ты убила ее! – громко, отчаянно прокричал он. – Я хочу знать, как ты ее убила.

      – Кого? – Я смотрела на него с ужасом, а он на меня все так же, с ненавистью.

      – Ты знаешь кого.

      Выстрел из тира, которого я не слышала, улица, милицейская машина, тошная гадость в стакане – меня замутило, и шишка на затылке запульсировала болью, и душа запульсировала болью. Я не убивала ее. Но почему, почему он знает уже про эту женщину, кто она такая, почему ее смерть так его беспокоит?

      – Я тебе объясню.

      – Почему ты ее убила, я знаю, мне интересно знать – как?

      – На улице было много народу, – начала я по возможности спокойно – мне хотелось его убедить, что я ни при чем. – Ко мне подошла незнакомая женщина, спросила, как проехать на Прянишникова…

      – Что ты несешь?! Она не могла подойти к тебе на улице. Ты убила ее и теперь врешь! Узнала – не представляю уж как, – заманила и убила.

      – Я никого не убивала, папа!

      – Папа? Я тебе не папа! Ты мне всю жизнь сломала, а теперь убила ее, мою девочку.

      – Твою девочку? – Вот оно что! Значит, эта Аристова была его любовницей. Не долго же он скорбел по маме! Он вдруг мне стал до невозможности противен, просто отвратителен, так, что, кажется, сейчас я действительно способна была на убийство. – Пошел вон! – Я распахнула дверь и бросилась на него, выталкивая из квартиры.

      – Ах