Смута. Юрий Теплов

тебе – тоже.

      – Лучше бы ты меня обманул. Сказал: только к тебе.

      – Я вру только по служебной необходимости, Рита.

      – Знаю, – еле слышно произнесла она.

      Прижалась к нему, изогнулась, замерла.

      Он почувствовал ее колени и пронзительно ощутил, что хочет эту женщину. Она поняла это, отстранилась, прошептала:

      – Не надо торопиться.

      Он легонько приподнял ее, усадил в креслице. Сам сел рядом на стул.

      – У меня в холодильнике жареные грибы, – сказала она. – Будешь?

      – Буду.

      – Спиртного нет, Юри. Я же не знала…

      – У меня есть, – не дал договорить ей Пилот. – И вот еще что, – достал из внутреннего кармана пачку зеленых, положил ей на колени, – возьми и расходуй. Деньги мои личные и достались мне легко. Трать их бессовестным образом!

      – Ты женат, Юри?

      – Нет.

      – Хочешь, рожу тебе сына?

      – Не хочу, Ритуня. Это роскошь при моей профессии.

      – Почему?

      – Не имею права быть легко уязвимым.

      – Но ведь Контора отторгла тебя?

      – Подобрала другая, еще пакостней. К тебе она не имеет и не будет иметь никакого отношения.

      – Должна я в этот раз в чем-то помочь тебе?

      – Не думаю…

      Грибы с картошкой напомнили Пилоту мордовскую деревню Журавки. Там он вырос. На деревенском кладбище упокоилась его мать. Там же осталась скрасившая его одиночество румянощекая доярка Раиса, от которой он уехал, даже не попрощавшись.

      Пилот и Рита сидели за столом, мирно беседовали, пока взрывная волна не бросила их друг к дружке. И уже позже, когда волна прокатилась мимо, он спросил:

      – Где ты работаешь, Ритунь?

      – Выдаю зарплату в Верховном суде…

      – Н-да! – выдохнул Пилот. – Может, и обращусь к тебе за помощью.

      – Я все сделаю для тебя, Юри…

3

      Кузнецов приехал в Таллин на следующий день. Город встретил его дождем. В Прибалтике всегда в эту пору дожди.

      Судейские чиновники были сама любезность. Дело о депортации Ручкина предоставили незамедлительно. Слеплено оно было на совесть. Однако обвинительное заключение вызывало вопросы. В нем было несколько ссылок на уголовное дело, заведенное в прошлом году.

      – Мне нужно ознакомиться с уголовным делом Федора Ручкина, которое вы рассматривали чуть больше года назад, – сказал он круглолицему председателю.

      – Увы! – сочувственным тоном произнес тот. – Оно находится в архиве политической полиции. Но вы не беспокойтесь, я подскажу, как вам поступить. – Судья блестяще говорил по-русски, видимо, окончил московский либо питерский юрфак. – Вы должны написать ходатайство министру юстиции, тот ознакомит с ним генерального прокурора. Дальше – проще: по ступенькам…

      Кузнецов словно бы погружался в вату: мягко, глухо и душно.

      – Почему уголовное дело находится в политическом архиве? – спросил.

      – Вы же популярный у себя на родине адвокат! Прекрасно понимаете, что грань между уголовщиной и политикой размыта. Особенно в России.

      – Вы уверены, что я ознакомлюсь