Морок. Михаил Щукин

не побрезговал – пришел. Значит, еще не всего их лишили, если явилось к ним сострадание.

      И в тот вечер, как обычно, Юродивый принес мешок с хлебом, а в кармане брюк лежал десяток свечей, замотанных в бумажку и перевязанных посередке суровой ниткой. Привычно поднялся на паперть и увидел, что рядом с солдатом стоит человек в черной кожаной куртке. Тот самый, который зачитывал ему приговор на глухом дворе, поставив лицом к каменной стенке.

      Они узнали друг друга. И поняли, что вновь им не разминуться.

      Юродивый пошел напролом.

      Солдат дернулся, желая отступить в сторону, но человек в куртке схватил его за рукав и удержал на месте. Сам же быстро расстегнул кобуру из желтой кожи. Юродивый приблизился и различил, что глаза человека в куртке, нормальные карие глаза, стали от ненависти белыми. Даже зрачки растворились. Два пятна. Выпуклые и неподвижные. Но, несмотря на ослепление, они очень хорошо видели мушку нагана. Три раза стрелял человек в куртке, и три пули вошли, одна за одной, чуть пониже соска, там, где сердце. Юродивый рухнул и покатился по ступенькам паперти, глухо стукаясь головой в ребристые уступы. Мешок распахнулся, круглые булки вывалились и посыпались следом, догоняя и обгоняя Юродивого.

      «Жалко, хлеб-то в грязь упал, пропадет…» – так подумал он и услышал, как человек в куртке сказал:

      – Ну вот, и никакой мистики… А хлеб – коням! Лишенцев мы кормить не обязаны.

      Услышал еще Юродивый, теряя сознание, что в храме громко стенали люди.

      …Простреленное сердце болело. Юродивый приложил руку к груди, и боль под ладонями немного притихла.

      – Вам что, плохо? – участливо спросила женщина, понижая голос до шепота, чтобы не разбудить малыша.

      – Нет, ничего. Пройдет, – тоже шепотом ответил ей Юродивый.

      Отец Иоанн ходил между тем по храму и для каждого человека находил доброе слово. Не пропустил ни единого. Его подслеповатые глаза, когда он глядел на людей и иконы, становились зоркими и всевидящими. Двигался по храму, а следом за ним растекалось успокоение. Перекрестил младенца на руках женщины, тихо сказал ей:

      – Пусть спит. Утро вечера мудренее. А ты не отчаивайся. Бог милостив и не забудет.

      Юродивого, наклонившись к нему, отец Иоанн попросил:

      – Людям горячего нужно. Растопи печку в сторожке, согрей чаю.

      Юродивый поднялся и пошел кипятить чай. Собрал все кружки и стаканы, какие нашлись в небогатом хозяйстве отца Иоанна, и принес сначала их, а следом – чай в двух ведрах. Поставил у входа, заметил, как зашевелились люди, и встревожился: налетят сейчас, устроят толкучку и разольют чай по полу. Но он ошибся и тут же укорил себя, что посмел так думать. Люди подходили степенно, по одному, и чай брали в первую очередь для стариков и детей.

      До самого утра Юродивый кипятил и разносил чай, до самого утра отец Иоанн утешал несчастных и до самого утра звучали под высокими сводами тихие, протяжные молитвы.

      20

      Лампочка мигнула и погасла. Комната