Сексуальный дерзкий парень. Кристина Лорен

квартиру в Бостоне?

      Я ненавижу зависимость от него. Ненавижу эту его легкую презрительную улыбочку, с которой он говорит мне, что я в очередной раз облажалась. А еще ненавижу, что меня сейчас, кажется, вырвет. Паника начинается с горячего комка в желудке и разливается обжигающей волной под кожей. Руки немеют, на лбу выступает холодный пот. Мне нужно найти Лолу или Харлоу. Мне нужно уйти.

      – Наверно, мне стоит найти девочек и идти уже собираться… – Я неопределенно машу рукой в сторону лифта и встаю, боль напоминает о себе, и у нее несколько причин.

      – Миа. – Он тянется к моей руке, достает из кармана толстый конверт и смотрит мне в глаза. – Я должен кое-что тебе отдать.

      Мое пропавшее письмо.

      Глава 4

      ПОСЛЕ НЕСЧАСТНОГО СЛУЧАЯ я в больнице почти не плакала, мне казалось, что мне снится кошмар. Какая-то другая девушка, не я, за неделю до экзаменов в старшей школе переезжала на велосипеде Университетскую улицу и Линкольна. Кого-то другого, не меня, сбил грузовик, не остановившийся на красный свет. У другой Мии оказался раздроблен таз и сломана нога так, что кость торчала из бедра наружу.

      Первые несколько дней я была в шоке и почти не говорила; постоянные капельницы с лекарствами притупляли боль. Но даже в этом затуманенном состоянии я была уверена, что все это какая-то ошибка. Я же балерина. Меня только что приняли в Балетную школу Джоффри. Даже когда врач объявил приговор, рыдала моя мать, но не я, потому что меня это не касалось. Он ошибался, мою карту подменили, он говорил о ком-то другом. У меня всего лишь легкий перелом. Еще, может, колено вывихнула. В любую минуту придет кто-нибудь более сообразительный и все объяснит. Должен прийти.

      Но никто не пришел. А утром меня выписали, и я столкнулась лицом к лицу с тем, что отныне мне придется жить без танцев… и никакой морфин в мире не мог это заглушить.

      Моя левая нога была сломана, а вместе с ней и мое будущее, над которым я работала всю жизнь. Заикание, с которым я боролась все детство, вернулось, и отец, который потратил больше времени на изучение того, насколько доходной может быть моя карьера танцовщицы, чем на посещение моих концертов, старался не выдать своего торжества.

      Полгода я почти не говорила. Делала то, что должна была делать: держалась. Внешне я исцелилась, а Лола и Харлоу присматривали за мной и никогда не пытались меня поддержать фальшивыми улыбками и сочувствием.

      Ансель ведет меня в тот же коридорчик, куда я отвела его ночью. Там, конечно, не так темно и не так уединенно, но я почти не замечаю этого, мои глаза прикованы к конверту, который он вложил в мою руку. Он даже не догадывается, насколько это важно, что последний раз я написала себе письмо в тот день, когда решила снова начать разговаривать, когда я сказала самой себе: надо смириться с тем, что прошлое не вернуть, и двигаться дальше. Я села тогда, написала все, что боялась сказать вслух, и постепенно начала жить заново. Вместо Чикаго, куда я планировала переехать, я направилась в Сан-Диего и наконец сделала то, что мой отец считал достойным: окончила с отличием колледж и поступила