Любовь по-французски. О чем умолчал Дюма. Наталия Сотникова

молодого провинциала, причем не вызвало никакого противодействия со стороны окружавших его вельмож. Этот красавец излучал такое неотразимое обаяние, противостоять которому, по свидетельству современников, было невозможно. Вот что писал, например, епископ Гудмен:

      «Когда он смотрел на заседавших в Государственном совете, на них взирал лик ангела… Он обладал самым красивым мужским телом в Англии… Его речь была чарующей, его нрав отменным… Я слышал от нескольких важных особ, что он нравственно был столь же великолепен, как и физически».

      Ему вторил епископ Хэкет:

      «Невозможно было найти в его особе никаких изъянов от пят до кончиков пальцев и до макушки его головы… Его взгляды, его движения, малейший изгиб его тела – все в нем было восхитительно».

      Сэр Джон Юиз разделял всеобщий восторг:

      «Все в нем было изящество и красота… Особенно восхитительны и женственны его руки и ноги».

      Уже упоминавшийся нами лорд Кларендон рассказывает о том впечатлении, которое производил Вильерс, когда начал показываться на людях: «Все взгляды, горевшие любопытством, направлялись к этому существу, самому редкостному, которое когда-либо создавала природа. Те, кому внушала опасения его близость с королем, пытались несколькими нападками унизить его женственность, но они быстро замечали, что за этой маской скрывалась столь устрашающая отвага, которая не позволяла порицать его слишком изящную внешность». Как отметил еще один современник, «он показал всем, что его смелость преобладала над его мягкостью».

      Даже королева, казалось, забыла о своих пророчествах и предпочла не вредить молодому красавцу. Она относилась к фавориту по-матерински, ибо тот весьма умело служил посредником между ней и королем, и в письмах называла его «мой песик».

      После возвращения из Франции Джордж не переставал оттачивать свое мастерство фехтовальщика, танцора и придворного кавалера. Но прежде всего он вызывал восхищение своей любезностью, ровным нравом, изысканным тактом, как бы забывая о своем могуществе. Казалось, ему нравилось не унижать других, а излучать счастье вокруг себя. Некоторые историки считают, что Вильерс оставил бы по себе добрую память и вписал в анналы истории несколько славных строк, если бы его повелитель был сильным человеком, способным держать его в узде. Но воспитанный на античных авторах Иаков забывал, что тогда молодые прекрасные атлеты с религиозным рвением внимали речам мудреца. Он же стал королем, который служил интересам своего фаворита.

      В начале 1617 года король произнес перед Государственным советом самую странную речь, которую когда-либо слышали его советники: «Я, Иаков, не являюсь ни богом, ни ангелом, но человеком, подобным всем прочим. Отсюда, я поступаю как человек и оказываю свое предпочтение тем, кто мне дорог. Будьте уверены, что я люблю графа Бекингема более, чем кого-либо в мире, более, чем всех вас, присутствующих здесь… Меня не обвинят в этом, ибо Иисус Христос поступал так же. У Христа был сын