От собственного корреспондента. Анатолий Музис

дет предела. Но старик выглядел весьма довольным.

      – Нишего. Бывает, – сказал он. Ему, видимо, льстило, что ради него прислали такую важную машину и что о нем проявили столько заботы и беспокойства. Он выглядел совсем не больным и усталым, а скорее бодрым и веселым.

      – Анатолий Иосифович! – позвал меня Потапов. Я передал каюра с рук на руки Спиркину и Александре Михайловне и снова вернулся к вертолету. Рядом с начальником экспедиции стояла молодая женщина. Она была одета как туристка – в зауженные коричневые брюки, отглаженные и заправленные в чешские ботинки на рифленой подошве. Клетчатая рубашка-ковбойка оставляла открытыми ее руки и шею, что немедленно использовали комары и мошка. Она отмахивалась от них рукой и при этом ее светлые вьющиеся волосы, разделенные на две пряди, вздрагивали смешно, словно куцые косички. Женщина выжидательно смотрела на меня. Но еще прежде, чем я разглядел ее, я увидел, что из вертолета выгружают вещи: спальный мешок и рюкзак, объемистый, новый, поблескивающий желтыми поскрипывающими ремнями.

      – «К нам», – подумал я и не ошибся.

      – Познакомьтесь, – сказал Потапов. – Представитель местной прессы. Если не возражаете, она пройдет с вами до Леприндо, а там мы ее у вас заберем…

      Женщина протянула мне руку и, стараясь вложить в свое рукопожатие твердость мужчины, представилась:

      – Светланова Наташа.

      – Музис, – коротко ответил я.

      В тот момент я думал не столько о корреспонденте, сколько о ее вещах. Они составляли по крайней мере вьюк, а оленей у нас не хватало, не даром же я в предыдущий прилет Чернобаева отправил с ним все не очень нужное имущество. Да и с продуктами у нас было не очень…

      – Вы не рады моему приезду? – спросила она серьезно и с какой-то грустью.

      – Нет, отчего, – ответил я. – Вот только ваши вещи. Уж из-за них-то у меня будет разговор с Илларионом Петровичем.

      Она улыбнулась.

      – Это ваш каюр?

      – Да.

      – Ничего, – сказал Потапов. – Здесь недалеко… Скажите ему, что о нем будет заметка от собственного корреспондента.

      И стал прощаться.

      И снова стена песка и пыли отгородила нас от реки и неба. Вертолет боком, боком, словно хотел свалиться в воду, снялся с отмели, взмыл кверху и через несколько минут затерялся за вершинами деревьев. А мы остались, окруженные со всех сторон тайгой и горами. Лишь доказательством того, что вертолет действительно только что был здесь, на нашем берегу стояли Илларион Петрович и Наташа Светланова.

      – Ну, что ж, – сказал я и поднял ее тяжелый рюкзак. Новенькие ремни при этом заскрипели как зубная боль.

      В этот вечер я, против обыкновения, не задержался у костра. После необходимых мер по благоустройству Наташи, я уклонился от ее расспросов и ушел к себе в палатку. Первоначально я действительно хотел подробно и добросовестно рассказать Наташе обо всем, что ее интересовало, но потом, вдруг, почувствовал, что смертельно устал. Это было поистине удивительное ощущение. Казалось бы с прибытием на этот берег Иллариона Петровича тяжесть, давившая меня последние четыре дня, должна исчезнуть. Но получилось наоборот: усталость навалилась на меня как могильная плита. Я был не в силах справиться с ней и поэтому извинился и, сказав, что завтра с утра маршрут, пошел спать.

      Но и заснуть я не мог. Я лежал с закрытыми глазами и видел перед собой Наташу. Вот она осторожно, чтобы не запачкать модные брюки, садится на бревно, вот поправляет перевязанные бечевкой косички, вот что-то записывает, низко нагнув блокнот, чтобы на него падал свет от костра. «Кто она?» – думал я. – Зачем приехала сюда? Что знает о нашей работе, что напишет о ней? Ведь каждая статья – это не только изложение увиденного, но и мировоззрение автора, его опыт, совет, которому должны следовать тысячи людей. Есть ли у нее такой опыт или она поделится с читателями только личными впечатлениями? А кому интересны личные впечатления Наташи Светлановой?».

      Но к утру мне даже было неловко перед Наташей за мою быть может невольную грубость.

      – Извините меня, – сказал я ей за завтраком, – вчера мне было немного не по себе. Но сегодня я готов ответить на все Ваши вопросы.

      Она сразу заулыбалась и полезла в полевую сумку за карандашом и блокнотом. Но достала не карандаш, а «вечную» ручку и я начал наш разговор с небольшого наставления.

      – Не пишите чернилами, – сказал я. – У нас, геологов, все записи ведутся карандашом, простым карандашом. Представьте себе, что вы упали в воду, или промокли, или книжка просто отсырела. Что будет с вашими заметками?

      – Хорошо, – послушно согласилась она и достала карандаш.

      – Так что же Вы хотели узнать от меня?

      – Прежде всего, как получилось, что ваш каюр остался на той стороне?

      Для нее это было забавным приключением, занимательным сюжетом, а для меня событием еще полным страха, волнений, тревог и такого напряжения, что я и сейчас еще не мог освободиться от него, хотя все происшествие