Портрет мафии крупным планом. Николай Леонов

например, совершенные сотрудниками правоохранительных органов, то их тоже буду расследовать.

      – Их тоже? – оживился Сорокин. – Это хорошо… очень хорошо! Это меняет дело! Но что вам требуется от меня?

      – Сейчас я все объясню, – ответил Лев. – Но, может быть, мы вначале все присядем? Или даже так: может, вначале Леонид… простите, не знаю вашего отчества…

      – Маркович, – представился Шмайлис.

      – Вот, может, Леонид Маркович даст мне посмотреть свои картины? А то ведь это верх невежливости – прийти к художнику и не проявить никакого интереса к его работам.

      При этих словах Шмайлис слегка улыбнулся. Было заметно, что он польщен.

      – Конечно, смотрите, – сказал он. – Вот здесь то, что я писал в последнее время, здесь старые полотна…

      – Я посмотрю и то, и другое, – сказал Гуров и двинулся вдоль стен мастерской. Шмайлис присоединился к нему. Настя и Борис Сорокин присели к столу, между ними затеялся тихий разговор. До Гурова долетали реплики: «Вы чего это надумали прятаться?» – «Но как же вы не понимаете? Ведь я тоже видел…»

      Впрочем, сыщик не особенно вслушивался – он смотрел на картины. Да, Настя была права – Леонид Шмайлис писал совсем не так, как Григорий Артюхов. Это была яркая, сочная живопись. Хотя на дворе стояла пасмурная погода, здесь, на стенах мастерской, казалось, светило солнце – такими насыщенными цветом были полотна художника. Несколько раз Гуров задал вопросы, уточняя названия работ и некоторые детали, хозяин пояснял.

      Наконец осмотр закончился, и они вернулись к столу. Когда гости уселись, хозяин предложил:

      – Может быть, чаю?

      – С удовольствием, – улыбнулся Лев. – От чашки-другой чая никогда не откажусь. А пока он заваривается, я все же задам несколько вопросов уважаемому Борису Игоревичу. – И, повернувшись к Сорокину, спросил: – Так почему вы все-таки решили прятаться? И от кого?

      Искусствовед не сразу решился ответить. Он несколько раз открывал рот, собираясь заговорить, но так ничего и не сказал. А когда наконец решился, то из его уст прозвучал не ответ, а вопрос:

      – Вы были в мастерской Григория Алексеевича? Видели картину, которую он писал?

      – В мастерской был. А вот картину не видел. Ее никто не видел – убийца вырезал ее из рамы и унес.

      – Унес! Вот оно что! – воскликнул Сорокин, вскочив с места. Потом снова сел и, повернувшись к Гурову, произнес: – Вот из-за нее я и скрываюсь. Из-за этой картины. Мне угрожает опасность, потому что я ее видел!

      – Это я понял. Но вы не ответили на другой мой вопрос: от кого исходит эта опасность? От кого вы прячетесь?

      – А вот от них и прячусь, – ответил Сорокин. – От тех, кто на этой картине изображен.

      Глава 6

      Тут в их беседу, не выдержав роли пассивного наблюдателя, внезапно вмешалась Настя:

      – Значит, вы видели всех? Всех троих?

      Сорокин повернулся к девушке. На его лице появилось испуганное