Государственная девственница. Надежда Первухина

за ненадобностью родственнику в Медвянку, предложив тому взамен обосноваться в его московской квартире. Родственник просто захлебнулся счастьем от такого обмена и рванул в столицу с поразительной скоростью, оставив Викентию свой дом.

      А дом был отнюдь не плохим. Он крепко, хоть и слегка покосившись, стоял на каменном фундаменте, а его бревенчатые стены надежно защищали нового хозяина не только от холода, но и от ненужной печали. В доме было три комнаты и крошечная кухня со старой чугунной плитой и русской печкой. Викентий, слегка удивляясь открытым в самом себе способностям к первобытной жизни, без устали колол дрова и таскал воду из ближнего колодца. В первый медвянский год он занимал себя любой работой и доводил до полного изнеможения ради того, чтобы хоть на мгновение забыть, что отныне его жизнь пойдет без Элпфис.

      О нет, ничего трагического. Просто очередная гримаса судьбы. Викентий был благодарен и за то, что хоть какое-то время Элпфис жила с ним и он мог упиваться этим незатейливым счастьем – засыпать и просыпаться рядом с безгранично любимой женщиной. Их совместная жизнь поначалу представлялась Викентию романтическим праздником, состоявшим из карнавала нежностей, фейерверков страсти и пронзающих сердце задушевностей при свечах. Однако свечи погасли, фейерверки отгремели, а яркие карнавальные маски оказались дрянными поделками из папье-маше. И постепенно Элпфис превратилась из нежной феи в розовом домашнем халатике в угрюмую, замкнутую женщину, избегающую как объятий, так и разговоров. Викентий не понимал ее и удивлялся: в чем дело? Он думал, что его возлюбленной нужны деньги и роскошь – что ж, это легко, и он сумел найти себе отличную частную практику, а затем вообще открыл собственную клинику психотерапии с уникальной лечебной методикой. Эта клиника в буквальном смысле пролила на доктора Вересаева золотой дождь, не то что его прежний пошлый псевдомагический салон. Ибо, как оказалось, в столице (да и вообще в России) людей, страждущих от неврастений, депрессий, фобий и запойных синдромов, куда больше, чем тех, кто жаждет навести порчу или снять венец безбрачия. Хотя одно другого не исключает… Итак, Викентий открыл клинику, она прославила его имя, поскольку в каждом клиническом случае результат выздоровления был стопроцентным. Но после того как Викентия стали называть лучшим столичным психотерапевтом, а о «методе Вересаева» заговорили в солидных медицинских журналах, Элпфис отдалилась от него еще больше, в глазах ее застыл февральский колючий лед, а на все попытки Викентия поговорить с ней по душам Элпфис отвечала затяжным скандалом, заявляя, что она не его психопатическая пациентка и с нею такие номера не пройдут. Викентий тогда повздыхал и решил, что Элпфис, подобно многим столичным обеспеченным, но неработающим дамам, хочет «выходить в свет», и нашел для своей любимой лощеное общество с аристократическими замашками – благо, среди его, вересаевских, пациентов обнаружился какой-то то ли князь, то ли граф… Но Элпфис, как оказалось, была настроена непримиримо к великосветским сплетням, вечеринкам с обязательными дорогими