Тэсс из рода д'Эрбервиллей. Томас Гарди

покачал головой:

      – Дело это такое важное, что я не могу вдаваться в тонкости. Этим летом я прошел сотню миль, исколесил вдоль и поперек всю округу и на всех стенах, калитках и перелазах писал слово божие. А толкование я предоставляю сердцам людей, которые их читают.

      – По-моему, они ужасны, – сказала Тэсс. – Жестоки! Убийственны!

      – Такими они и должны быть! – ответил он тоном профессионала. – А вот почитали бы вы самые мои горяченькие изречения – я их приберегаю для трущоб и морских портов. Прямо в дрожь бросает! Ну а это очень хорошее изречение для сельской местности… А… вон там, у амбара, чистый кусок стены пропадает зря. Напишу-ка я заповедь – ту, которую полезно помнить опасным красоткам вроде вас. Вы подождете, мисс?

      – Нет, – сказала она.

      И, взяв свою корзинку, Тэсс пошла дальше. Отойдя на несколько шагов, она оглянулась. Старая серая стена начала покрываться огненными письменами, и вид у нее был странный, непривычный, словно ее угнетала эта новая обязанность, которая возлагалась на нее впервые. И вдруг Тэсс, вспыхнув, поняла, какова будет надпись, дописанная им до половины:

      ТЫ, НЕ, СОТВОРИШЬ…

      Ее веселый приятель, заметив, что она оглянулась, придержал свою кисть и крикнул:

      – Если захотите порасспросить о тех вещах, о каких мы с вами толковали, то сегодня в том приходе, куда вы идете, будет говорить проповедь один очень ревностный священник, мистер Клэр из Эмминстера. Я теперь расхожусь с ним в убеждениях, но человек он хороший и объяснит все не хуже любого другого священника. Он-то и заронил в меня искру.

      Но Тэсс ничего не ответила; охваченная волнением, она пошла дальше, не отрывая глаз от земли.

      – Вздор! Не верю я, чтобы бог говорил такие вещи! – сказала она презрительно, когда румянец сбежал с ее лица.

      Перистый дымок внезапно вырвался из трубы отцовского дома, при виде которого у нее сжалось сердце. И еще тяжелее стало на сердце, когда она вошла в комнату. Мать только что спустилась вниз, теперь стояла на коленях перед очагом, подкладывая дубовые ветки под котелок с завтраком, повернулась к ней. Дети были еще наверху, как и отец, который по случаю воскресенья считал себя вправе полежать лишние полчаса.

      – Как? Тэсс, милая! – изумленно воскликнула мать, вскакивая и целуя девушку. – Ну, как же ты живешь? А я тебя и не заметила, пока ты не подошла ко мне. Ты приехала домой справить свадьбу?

      – Нет, мать, я не за тем приехала.

      – Значит, на праздник?

      – Да, и это будет долгий праздник, – сказала Тэсс.

      – А разве твой кузен не собирается поступить по-хорошему?

      – Он мне не кузен, и он не собирается на мне жениться.

      Мать пристально посмотрела на нее.

      – Послушай, ты мне не все сказала, – проговорила она.

      Тогда Тэсс подошла к матери, спрятала лицо на ее груди и рассказала ей все.

      – И ты все-таки не заставила его на тебе жениться? – сказала мать. – Любая женщина добилась бы этого – только не ты!

      – Может, это и правда – любая добилась бы, только не я.

      – Вот тогда бы было