Загадки любви. Галина Врублевская

там что-то.

      – Галя!!! – Я резко встала, опрокинув стул.

      – Ладно, ладно, Дашуля. – Галя подняла упавший стул, усадила меня осторожно, словно больную, положила руку на плечо. – А из-за Кира ты тоже не переживай. Сама ведь говорила, что он не понимает тебя.

      – Меня не то убивает, что он ушел, а то, как он это сделал! Ничего не объяснил, не предупредил, прилепил к холодильнику записку и был таков!

      Я снова поднялась на ноги, подошла к окну. На улице уже стемнело. На парковке перед университетом почти не осталось машин, и только мой яркий «лимончик» светился, как фонарь, перед входом.

      Галя тряхнула своей белоснежной гривой, переживая за мои обиды. Потом, чтобы подбодрить меня, произнесла:

      – Может, он еще вернется?

      – Вернется? – Голос мой стал звонче. – А мне надо? Я ведь его никогда по-настоящему не любила!

      – Ты никогда прежде об этом не говорила. Тогда я не пойму: ты горюешь или радуешься?

      Я снова уселась, взяла бутерброд с сыром и надкусила его.

      – Понимаешь, сожаление о потерянном – это невроз.

      – Невроз? Вроде того, о каком ты мне когда-то рассказывала? О любви к своему однокласснику. Его Артур звали, да? О том, как плакала ночами, когда он куда-то уехал с родителями.

      Я хотела небрежно ответить Гале, что письма этого одноклассника теперь лежат у меня в электронном ящике, но, разглядывая розово-синий узор по бокам чашки, решила промолчать.

      Я помнила выпускной вечер в мельчайших подробностях. Мы с Витюшей стояли в полупустынном коридоре у подоконника, а из актового зала доносилась музыка – и он сказал, что собирается ехать с родителями в Прагу, куда отца переводят по работе. Хочет посмотреть новую страну и учебу продолжит, скорее всего, за границей. Отец готов оплатить ее.

      У нас в то время платных отделений не было, а преодолеть барьер вступительных экзаменов в государственном вузе для Вити, с его тройками в аттестате, было почти нереально. Кроме того, здесь ему светила армия, куда он не жаждал идти.

      Я слегка удивилась этому его решению, но беспокойство у меня вызвала мысль: а как Артур? Он тоже уедет с семьей? Тогда в России все кувырком шло: нищета, безработица. Возможность вырваться за рубеж многим казалась счастливым решением проблем.

      – Артур еще не решил, поедет ли он с нами, – недовольный моим вопросом, поморщился Витя. – Да и я... Если бы ты любила меня, Долька! Без раздумий здесь бы остался, хоть мне и грозит в армию загреметь.

      Витя ненадолго замолчал, с надеждой глядя в мои глаза. Вдруг его надежды оправдаются. Но я была беспощадна к нему и, откинув голову назад, высокомерно произнесла:

      – Останемся друзьями, Витя. И никогда больше не заводи этот разговор.

      Тогда он засучил рукав белой нарядной рубашки и предъявил мне доказательство своей преданности, вытянув передо мной руку ладонью вниз. Между локтем и кистью, на воспаленной коже я увидела неровную, похожую на баранку синевато-черную наколку в виде буквы