Иероглиф «Измена». Надежда Первухина

кружить по зале, взвихривая листки бумаги и перемешивая их с мелким колючим снегом, господин Лу Синь не удержал удивленного возгласа. Как и те, кто к тому времени еще оставался в зале. Ветер кружил над колоннами, вздымал парчовые полотнища, раскачивал деревянные изваяния восьми Небесных Чиновников. Опрокинулись столы, кисти разлетелись во все стороны, чернила брызнули на мраморные полы, – словом, церемония государственного экзамена была нарушена самым возмутительным образом.

      Господин Лу Синь схватился за свою церемониальную шапочку и прокричал:

      – Кто-нибудь даст мне ответ, что здесь творится?!

      К нему подбежал (точнее, почти подлетел, не касаясь туфлями пола) перепуганный служка:

      – Взгляните на крышу, милостивый господин!

      Лу Синь поднял голову и оцепенел.

      – О Небесная Канцелярия, – только и смог выговорить он.

      В Зале Возвышенной Мудрости, как и в прочих дворцовых строениях, не было потолка. Плоская крыша из бамбуковых балок изнутри обтягивалась несколькими слоями шелка или крепа – в зависимости от важности комнаты, а снаружи бамбуковые балки покрывались либо фигурной черепицей, либо коваными листами железа, серебра или золота – опять-таки в зависимости от того, дворцовые это были покои либо служебные пристройки.

      Так вот. Во всем дворцовом комплексе императора Жэнь-дина имелось единственное строение, где крыша была сплошь покрыта овальными щитами из чистого золота, – Зал Возвышенной Мудрости. Душа императора Жэнь-дина не была уязвлена страстью к совершенствам драгоценных камней и металлов, но, как всякий смиренномудрый, владыка Жэнь-дин относился к ним с почтением, ибо это были дары богов грешной земле. Собственную резиденцию император Жэнь-дин обставил елико возможно скромно, но вот на Зал Возвышенной Мудрости роскоши не пожалел, ибо считал, что мудрость – это и есть роскошь, не менее ценная, чем золото и нефрит. Золотые щиты крыши Зала Мудрости, украшенные редкостной гравировкой, эмалью и самоцветами, стоили столько же, сколько надел плодородной земли где-нибудь в предгорьях Шицинь. Ко всему прочему каждый щит был тяжеленек; бамбуковые балки пришлось выдерживать в особых составах, чтобы они не подломились под тяжестью золотой крыши…

      И вот теперь взорам всех, кто находился в экзаменационной зале, предстали голые бамбуковые балки, прогибающиеся под напором ветра и оттого напоминающие ребра какого-нибудь гигантского дракона. Разодранные в клочья шелк и креп оглушительно хлопали – прямо как новогодние петарды. Сквозь гигантские дыры было видно потемневшее осеннее небо, все в стремительных серых тучах, несущих обильный снегопад…

      – Ужасный ураган! – прокричал служка императорскому каллиграфу. – Ваша милость, прикажите всем покинуть Зал – здесь все, того и гляди, рухнет!

      – Да, пусть уходят! – прокричал в ответ Лу Синь.

      – Господин, что делать с сочинениями?

      – Немедленно соберите в шкатулку,