Леонард Коэн. Жизнь. Сильвия Симмонс

«Teachers», а слова в ней были такие:

      Обними меня, жёсткий свет, мягкий свет, обними меня[62]

      Лунный свет в твоих горах, заверни меня

      Обними меня, жёсткий свет, мягкий свет, обними меня

      Айра Б. Нейдел в своей биографической книге о Коэне называет другую дату, на шесть месяцев позже – поэтический вечер с Ф. Р. Скоттом в качестве ведущего и при участии Ирвинга Лейтона, Луи Дудека, Ральфа Густафсона, А. Дж. М. Смита и Эла Пэрди: «Леонард играл на гитаре, пел и восторженно говорил о Дилане»; так как о Дилане никто из присутствовавших не слыхал, Скотт сбегал в музыкальный магазин и вернулся с альбомами Bringing It All Back Home и Highway 61 Revisited. Пластинки немедленно завели, как пишет Нейдел, «к огорчению всех», кроме Леонарда, который слушал музыку «сосредоточенно, серьёзно» и объявил во всеуслышание, «что канадским Диланом станет он сам» [9]. Впрочем, сам Леонард рассказывал – в интервью Village Voice в 1967 году и затем бессчётному числу журналистов, включая автора этой книги, – что он собирался писать песни в стиле кантри, а не петь фолк-рок. Кантри было ему ближе (не забудем его старую группу The Buckskin Boys), чем фолк или рок, а в этих жанрах он мало понимал. По словам Леонарда, решение заняться музыкой он принял через несколько недель после завершения «Прекрасных неудачников» – после десятидневного голодания и периода отшельничества.

      Марианна Илен вспоминает, что Леонард высказывал желание записывать пластинки уже в начале шестидесятых: «Мы сидели в одном дайнере в Монреале – знаете, два кожаных диванчика и между ними стол, – и на стене висел маленький музыкальный автомат. Леонард сказал: «Марианна, моя мечта – это чтобы в каком-нибудь музыкальном автомате была моя песня». Это была долгая история. Леонард всюду ходил с гитарой. Когда он играл в кафе, вокруг нашего столика внезапно собиралось двадцать пять человек, так что это можно было назвать концертом, хотя он просто играл для нас. По его голосу было слышно, что идёт какой-то процесс».

      В середине шестидесятых режиссёр Генри Земель, один из монреальских приятелей Леонарда, который слышал его выступление в Dunn’s Birdland в 1958 году, записал игру и пение Леонарда на старый магнитофон «Uher» – прямо у себя дома на Шербрук-стрит. По словам Земеля, там была исключительно хорошая акустика, и Леонард, Морт, Дерек Мэй и разные музыканты (в том числе местная фолк-группа The Stormy Clovers) собирались там, чтобы поиграть друг с другом. То, что записал Земель, не похоже ни на кантри, ни на фолк. Это по большей части инструментальная музыка, которая звучит как смесь Джона Кейджа, восточной музыки, фламенко и старых полевых записей из этнографических экспедиций, но на записи слышно, как Леонард работает над своим гитарным стилем (ему аккомпанирует Земель на том-томе и китайской флейте). Последняя вещь на записи Земеля – неизвестная песня Леонарда с неизвестным названием, в которой он полупропевает, полупроговаривает (словно над покойником) слова «I can’t wait» – «Я не могу ждать». Примерно тогда же, в 1966 году, Леонард сочинил инструментальную музыку для экспериментальной

62

«Жёсткий» и «мягкий» свет – типы освещения на профессиональном жаргоне фотографов и операторов. – Прим. переводчика.