Рыцарь умер дважды. Екатерина Звонцова

кивает, разворачивается и без слов выходит, почти вылетает прочь. Цьяши разбивает тишину громким «Фу-ух!» и не менее громким приземлением на мою постель. Гибкая Лоза вытирает лицо, и я вдруг улавливаю: от нее тоже идет цветочный запах, но не такой острый, как от Черной Орхидеи. Видимо, это врожденная особенность «зеленого народа». А вот от Кьори не пахнет ничем, зато кожа ― и так менее смуглая, чем у Цьяши, ― стала совсем бледной.

      – Звезды, Звезды… ― повторяет она дважды и закрывает руками лицо.

      Плечи подрагивают. Я опять устремляю взор на стену, почти утыкаюсь в нее носом, не обращая внимания на проползающего меж корней жирного червя. Я чувствую вину, хотя не понимаю, за что.

      – Как я могла…

      – Но ведь смогла, ― философски отзывается Цьяши и тычет пальцем в мою лопатку. ― Эй ты, не-Жанна, поворачивайся. Большой злой куст ушел.

      Странно, что она так дружелюбна, и перестала пытаться меня убить, и неловко хлопает по плечу. Впрочем, если подумать, не странно: я ведь не та самая мисс, что забрала у нее Кьори, не та самая мисс, которую здесь боготворят. Я обреченная несчастная, которой пришлось влезть в чужую шкуру, и даже это не продлится долго. Ведь так?.. Я сажусь, опираясь о набитую какой-то травой подушку. Кьори, все так же пряча лицо в ладонях, устало, но грациозно опускается с нами рядом. Хочется пожалеть ее и утешить, но я не решаюсь. Цьяши поясняет:

      – Она у нас честная. Никогда не врет. А тут не призналась, что ты самозванка, и…

      – Они радовались, ― сипло прерывает ее Кьори. ― Цьяши, видела, как они воспрянули? Им нужна Жанна. Я… я не решилась сказать, не смогла. Убить их надежду, не сейчас, нет…

      Подруги смотрят друг на друга. Кьори трясется, Цьяши тревожно потирает один из рогов. Наконец Гибкая Лоза обреченно вздыхает и дергает плечом ― точно сгоняет кого-то, кто туда сел.

      – И правда. Не время для признаний. Еще чокнутые звери…

      – Они убили бы тебя, если бы все поняли. ― Кьори теперь глядит на меня. ― Сразу. Эйро и Ойво были дружны с Жанной. Но… они не очень хорошие.

      – Догадалась, ― даже пытаюсь улыбнуться. ― Спасибо, что не выдали.

      Не хочется размышлять о том, сколько странных друзей завела сестра втайне от меня. Не хочется думать о новых и новых витках обрушивающегося на меня обмана. Больше всего хочется проснуться от кошмара и обратиться к доктору Адамсу ― пусть выпишет пилюли от расшатавшегося воображения. Но я уже не проснусь. А из историй о Джейн ― вокруг соринки ее мирной жизни в Оровилле ― скоро вырастет огромная черная жемчужина лжи.

      – Этот Вайю… ― медленно начинаю я, подбирая слова. ― Он сразу догадался, что я не Жанна. Кроме него поняла только ты, Кьори. Как?

      И эта девушка, Чуткое Сердце, грустно посмотрев на меня, произносит слова, что уже причиняли мне боль там. Дома.

      – Вы разные, Эмма. Вы очень разные, особенно для тех, кто вас полюбит.

      Полюбит. Сэм. Вайю. Она. Флора Андерсен. И все любят… любили… не меня.

      – Зато для прочих вроде меня, ― Цьяши бестактно подмигивает, ― вполне одинаковые. Сойдешь,