Воля к власти. Фридрих Вильгельм Ницше

к Платону, этому инстинктивному семиту и антиэллину… Равно как и чутьё к стоицизму, который в существенной степени тоже дело семитов («достоинство» как строгость и закон, добродетель как величие, как ответственность за себя, как авторитет, как высший суверенитет личности – всё это семитское: стоик – это арабский шейх, только в пелёнках греческих понятий).

196

      Христианство только возобновляет борьбу, которая уже велась против классического идеала, против благородной религии.

      На самом деле всё это преобразование есть перевод на язык потребностей и уровень понимания тогдашней религиозной массы – той массы, которая поклонялась Изиде, Митре, Дионису, «великой праматери» и которая требовала от религии:

      1) надежды на потустороннюю жизнь;

      2) кровавой фантасмагории жертвенного животного – «мистерии»;

      3) спасительного деяния, святой легенды;

      4) аскетизма, отрицания мира, суеверного «очищения»;

      5) иерархии как формы построения общины.

      Короче: христианство приспосабливается к уже существующему, повсюду нарождающемуся анти-язычеству, к культам, которые опроверг Эпикур… точнее, к религиям угнетённой массы, женщин, рабов, незнатных сословий.

      В итоге же перед нами следующие недоразумения:

      1) бессмертие личности;

      2) мнимый иной мир;

      3) абсурдность понятий преступления и наказания, поставленных в центр истолкования мира;

      4) разбожествление человека вместо его обожествления, разверзание глубочайшей пропасти, которую можно преодолеть только чудом, только в прострации глубочайшего самопрезрения;

      5) целый мир порочных представлений и болезненных аффектов вместо простой и полной любви житейской практики, вместо достижимого на земле буддистского счастья;

      6) церковный порядок, с клиросом, теологией, культом, святынями; короче, всё то, против чего ратовал Иисус из Назарета;

      7) чудеса везде и всюду, засилье суеверия: тогда как отличием иудаизма и древнейшего христианства было как раз их неприятие чуда, их относительный рационализм.

197

      Психологическая предпосылка: незнание и бескультурье, невежество, напрочь забывшее всякий стыд, – достаточно представить себе этих бесстыдных святых, и где – в Афинах:

      – иудейский инстинкт «избранничества» (они без всяких церемоний присваивают себе все добродетели, а остальной мир считают своей противоположностью – верный знак низости души);

      – совершенное отсутствие действительных целей, действительных задач, для решения которых требуются иные добродетели, кроме ханжества, – от этой работы их избавило государство; бесстыдный народец всё равно делал вид, будто государство здесь совершенно ни при чём.

      «Если не станете как дети» – о, как же далеки мы ныне от этой психологической наивности!

198

      Основателю христианства пришлось горько поплатиться за то, что он обращался к самым низким слоям иудейского