Блондинки моего мужа. Ирина Потанина

пасти лжекузена, придал последующей речи Марии должную естественность.

      – Убери руки, ты мне противен, – презрительно скривилась юная аристократка. Девушка не боялась. Этот тип слишком опасался ее отца, чтобы посметь обидеть ее. – Подумай, что ты делаешь, и тебе самому станет стыдно!

      – Я люблю тебя, – он все еще не разжимал объятий.

      Мария отклонилась от разинутого рта, жадно ищущего ее губы. В обнажившейся расщелине между передними верхними зубами лжекузена красовалась отвратительная пломба, покрытая желто-коричневым налетом.

      «Боже, о чем я думаю?» – мысленно выругала себя Мария, а вслух сказала совсем другое.

      – Нет, – с достоинством отчеканила она, глядя прямо в глаза своему преследователю, – ты любишь не меня, а свою любовь ко мне. Это совсем другое. Кроме того, я все равно никогда не смогу ответить тебе взаимностью.

      Не стоило питать надежды, что словам шестнадцатилетней прелестницы кто-то придаст особенное значение. Липкие объятия лишь окрепли. Маша рванулась изо всех сил, развернулась и гордо бросилась прочь. Вышло красиво и в то же время без тени кокетства. Правильно вышло. Очень хорошо.

      – Любимая! – тоном умирающего канючил отвергнутый. – Я люблю тебя…

      Маша, не оборачиваясь, исчезла за одиноко торчащим среди зелени углом отцовского особняка.

      – Люблю тебя, – пьяный лжекузен демонстративно заплакал, жадно вдыхая оставшийся на кончиках его пальцев запах Машиного пота, – я люблю тебя… Убью тебя! Убью, дрянь ты эдакая…

      Вжавшись в хрупкую стену, Мария тяжело дышала и нарочито мощно вздымала грудь. В глубине ее зеленоватых глаз вдруг сверкнули лукавые изумрудинки.

      «Хм… – в мыслях молниеносно созрел план. – А ведь это идея! Этим просто нельзя не воспользоваться».

      Мария решила впредь быть с лжекузеном поприветливее. Псих он или не псих – какая разница, если речь идет о пользе дела. И, хотя губы ее, конечно, кричали должное «Отец! Друзья! Помогите!», мозг лихорадочно оценивал происходящее и прикидывал, как бы так развернуться к лжекузену, чтобы выглядеть в его глазах поэффектнее.

      Глава первая,

      о вреде посторонних блондинок повествующая

      Нехорошее предчувствие настигло меня во сне.

      Обычно на даче у родителей я спала замечательно. Особенно когда этих самых родителей там не наблюдалось. Сейчас обстоятельства складывались как раз весьма благоприятным образом. Вот уже три дня, как мы с Георгием забросили все дела и отправились в отпуск на дачу, дабы посвятить недельку друг другу и красотам осенней природы. Зря говорят, мол, наш город – большая деревня. По части возможности повстречать знакомых в самых непредсказуемых и нежелательных местах – да. А вот по части загазованности воздуха или вечного городского шума – ни капельки.

      Так, кстати, считаем не только мы. Друг нашей семьи и мой личный сосед по бывшей городской квартире – двадцатипятилетний шалопай Артем, – едва заслышав о даче, тут же заканючил, умоляя взять его с собой. И Георгий – что возьмешь с человека, которому страшно льстит роль мудрого наставника, – разумеется, согласился.

      Впрочем, наличие гостя, как ни странно, не омрачило нам прелесть отдыха. Обычно взбалмошный, на даче Тема стал покладистым и кротким. Признаться, мы с Георгием на правах почти десятилетнего старшинства ощущали ответственность за парня и потому насторожились от подобной перемены. Но оказалось, что Тема просто недавно заимел сердечные раны – то ли он кого-то там бросил, то ли его (из эмоциональной, наполненной современным сленгом речи парня трудно было что-то понять), – а в системе его ценностей спокойная неделя с нами представляла собой отличный фон для полноценного душевного страдания.

      В общем, поводов для беспокойства в ту ночь у меня не было ровно никаких. И надо ж было появиться этому ужасному предчувствию.

      Не вполне понимая, что делаю, я щелкнула выключателем, подошла к окну, отодвинула штору и остолбенела.

      Мой третий муж (а к этому времени я имела глупость скрепить свои отношения с Георгием Собаневским печатью в паспорте) стоял на самом освещенном месте двора и сжимал в объятиях возмутительно изящную полуголую блондинку. Надо заметить, я тоже была блондинкой, но, вместо того чтоб обрадоваться (поскольку мужу, выходит, действительно нравится мой типаж), отчетливо ощутила приступ негодования.

      Завидев в окне мой сонный силуэт, Жорик ничуть не смутился, а, напротив, явно обрадовался. Он призывно замахал свободной рукой. Такое могло присниться только в самом идиотическом кошмаре. Я уверилась, что еще сплю, и вернулась в постель.

      «Стоп! – быстро заговорил внутри меня здравый смысл. – Если то, что в окне, – это сон, то где же сейчас, спрашивается, настоящий Жорик?»

      Не открывая глаз, я пошарила рукой по кровати. Ну уж нет! С подобными искривлениями реальности я была категорически не согласна. Второй раз я подходила к окну уже вполне осознанно, сжимая в руке увесистую вазу и намереваясь швырнуть ее в головы издевающимся надо мной миражам. Если они – плод моего больного воображения,