Воровка. Королевы бандитской Одессы. Ольга Вяземская

нитства… Именное. Только вот канцелярист нерадивый имя-то вписать и забыл. Вы уж не взыщите – молодость есть молодость…

      – Понимаю, – грудной голос дамы был под стать ее богатой одежде – волнующий и мягкий. – О чем только не думаешь, пока молод… Мой секретарь с легкостью исправит ошибки вашего канцеляриста. Благодарю.

      Поправив чуть приподнявшуюся густую вуаль, дама встала и прошествовала к двери. Тучный хозяин кабинета вздохнул: удивительная женщина, потрясающе таинственна… К тому же, вероятно, и влиятельна. Верно, связи имеет в кругах, близких к самому государю. Или к старцу. Хотя… обычно протеже Распутина выглядят иначе.

      – Всего хорошего, ваше превосходительство, – раздалось от порога.

      – Всегда готов к услугам, ваше…

      Но гостья уже захлопнула дверь, и кабинет опустел – лишь витал в воздухе неповторимый аромат духов незнакомки, чуть терпкий и удивительно свежий. Хозяин же кабинета, забывшись, размечтался о вещах, несовместимых ни с мундиром, ни даже со стенами этого серого здания, смотрящего на Первую линию и Неву.

      Придя в себя, он опустился в кресло. «Но кто же все-таки эта удивительная дама? И голос… Боже милосердный, что за голос… Услышать его в полумраке спальни – и больше нéчего уж и желать. Да что это я? Не по чину, поди, рот-то разинул…»

      Толстые пальцы сжали рукоять колокольчика.

      – На сегодня прием окончен, – сообщил он тотчас вошедшему адъютанту.

      – Будет исполнено, – адъютант поклонился. Приемная уже и так была пуста – не придется объясняться ни с плачущими вдовами, ни с овдовевшими прапорщиками, ни с интендантами, внезапно нашедшими прорехи в накладных, как было третьего дня, когда к его превосходительству явились господа в серых вицмундирах и стали расспрашивать о мелком чине из Генерального штаба. Как бишь его… Теплов… Треплов… «О, Тернов! – мысленно хлопнул себя по лбу адъютант. – Моль-Тернов, как же-с… вылетело из головы». А все она, незнакомка под вуалью. От духов ее до сих пор голова сладко кружилась…

      – И еще, голубчик… – изволили его превосходительство. – Не в службу, а в дружбу. Кто рекомендательное письмо подписал для дамы, что вышла от меня? Напомни.

      Адъютант изумился. Чтобы его превосходительство такие вещи забывал – не случалось подобного раньше. Тем более что и письма-то никакого не было. Лишь коротенькая записочка со всего-то двумя словами: «Принять незамедлительно!» И подпись, украшенная завитушками столь обильно, что и буквы-то различались с трудом.

      «Эх, и эту фамилию запамятовал я… Что ж такое с головой-то творится?»

      Решив, что не будет ничего дурного в крошечной лжи, адъютант опустил глаза, а потом многозначительно поднял их к потолку, щедро украшенному лепниной.

      – От него самого?! Или того, постарше? – хозяин кабинета разве что за сердце не схватился.

      Адъютант молча кивнул – дескать да, «постарше». Хорошо, что дама еще в приемной записку из его пальцев вынула и в ридикюль спрятала. А уж кого имел в виду его превосходительство – пусть на его совести остается. Ведь он, адъютант, не сказал ни слова.

      Хотя рекомендательные письма, конечно, следует регистрировать… «Однако же не все, – мысленно усмехнулся адъютант. – Не все…»

      Иногда, и это, увы, правда, адъютант именно за отсутствие записи в огромной книге посетителей деньги от господина генерала получал. Особенно в тех случаях, когда к его превосходительству на прием являлись особые посетительницы. Да и как их прикажете записывать? «Мещанка П. из дома на Фонтанке»? Или «купчиха Ф. с Большой Съезжинской, вдова»? Этой вдове-то едва двадцать исполнилось, помнится…

      – Ну да Бог с ним, друг мой, – легко махнул рукой хозяин кабинета. – День сегодня выдался непростой, пора и по домам…

      Адъютант, штабс-капитан Глебов, молча поклонился и пошел к двери. Вскоре, он это знал, к парадному подъезду подкатит экипаж и генерал тяжело взберется по двум решетчатым ступенькам. А после, как экипаж повернет с набережной на Першпект, можно будет и ему, Глебову, домой собираться.

      Стараниями генерала – хотя, вероятно, его превосходительство этого вовсе и не желал, – адъютант мог позволить себе снимать неплохую квартирку в доходном доме в самом центре столицы. Его соседями были люди с именем, род которых терялся в седой старине. И тут он – выскочка, столичный житель без году неделя, всех заслуг – разве что награды за Балканскую кампанию.

      – Однако же, судари мои, – пробормотал штабс-капитан Глебов, – не одними медалями можно гордиться в этой жизни. А вот место доходное… да благоволение самого генерала – да, это многого стоит.

      Хотя, по совести-то говоря, генерал ему самой жизнью обязан. Разве мало в ту же кампанию было поручиков? А заслонить от пули высокопоставленного офицера не каждый бросался. Глебов же, тогда еще желторотый поручик, только что получил новенькие погоны.

      «Да Бог с ним, с прошлым, – штабс-капитан натянул шинель. – Сегодня все хорошо… В мире царит спокойствие. Относительное, конечно. А ежели где и воюют, так это уж не в наших пенатах. Даже япошки что-то попримолкли. Видать,