Поворот рек истории. Олег Дивов

Люблю огурчики ростовские! Грешен паки и паки. Разве можно мертвецу по естве скучать? А я вот слабинку душевную даю.

      – Мертвецу?

      – А кому ж? Монашествую и, стало быть, для света белого да мира людского – мертвец.

      Апокавк подивился такому благочестию. Не игра ли? Но нет, не похоже, нет…

      Перед ними стояли овощи многоразличные, бобы тушеные, пироги, рыба вельможных размеров да соленые морские гады, коих Апокавк любил любовью крепкой и глубокой. Ради гостя Герман поставил и вино, по его словам, доставленное с Кипра. Но сам старец ни к вину, ни к рыбе ни разу не прикоснулся. Пока государев думный дворянин насыщал утробу, Герман отщипнул тут, отщипнул там, да и остался доволен.

      Задав приличествующие архиерейскому сану разгонные вопросы, грек приступил к делу:

      – Прошу не винить меня, я обязан был скрыть, что истинная причина моего посещения далека от той, которая…

      – Знамо, – перебил его русский, – с простым делом такового, как ты, не пришлют.

      «Все так, как и говорили о нем: владыка прям, но не прост».

      – И-и… кир митрополит… прости. Прежде того, как о главном деле разговор у нас пойдет, не мог бы ты оказать милость несчастному глупому чужестранцу из Москвы?

      – Изволь, чадо! Гость мой, что мне сделать для тебя?

      – Бога ради, скажи мне, как правильно звучит отчество стратига Воскресенской фемы, князя Глеба?

      – Чего ж проще! Вот тебе. – И Герман громко произнес: – Авванизьеч.

      Нет, он точно сказал что-то иное! Апокавк знал русские отчества: Александрович, может быть? Или Иоаннович? Что-то такое… Алексеевич? Точно нет. Авраамович? Аввакумович? Ну почему русские произносят их столь невнятно?!

      – Благодарю тебя, владыко. Я услышал… и… понял.

      Герман ему улыбнулся.

      «Доволен, как видно, что угодил гостю…»

      – Итак, речь идет об одной вещи, кир митрополит, которую ты увез с собой из божественного Константинополя, когда отправлялся сюда, за море. Впрочем, тогда ты еще не знал, где окажешься.

      Герман удивленно повел плечами.

      – Что за вещь? Со мной было все самое простое: платья немного, обычного и теплого, обутка, одеяние архиерейское да сосуды богослужебные. Сверьх того крест наперсной да панагия, да антиминсы, да книги церковные, дабы, ежели храм какой-нито поставим, как и вышло впоследь, не оставался бы он без молитвы и без пения.

      Грек заговорил осторожно:

      – Да, книги… Но не все они были церковные… одна из них, подарок, оказалась здесь с тобою, поскольку душа твоя потребовала услаждения.

      – Что такое? – недоумевал Герман.

      «Пропала? – насторожился Апокавк. – Вот еще беды не хватало».

      – Твой добрый друг, владыко, иеродьякон Елевферий…

      – О, Алфер? Помню его! Вот кто был истинно книжен! Из его рук виноградом словесным я вдоволь насытился! Вот кто душа совиная, борзого смысла полна!

      И Апокавк услышал от Германа то, о чем в деталях знал и без его словес, за исключением разве что неких незначительных деталей.

      О том, например,