Девушка с Легар-стрит. Карен Уайт

покачала головой:

      – Ты же знаешь, что после того ужасного инцидента в театре на Док-стрит он вновь принимает лекарства.

      – Это было до или после того, как он выкрасил свое голое тело в пурпурно-оранжевый цвет и выбежал на поле на последнем матче Клемсон против Университета Южной Каролины?

      – После. Он хороший парень, но я думаю, что ему нужно направить свою энергию в более продуктивное русло. – Нэнси покачала головой. – И хотя ему неким чудом удается быть отличным риелтором, я не думаю, что он готов или в достаточной мере квалифицирован, чтобы прямо сейчас вращаться в приличном обществе.

      – Знаю. Именно поэтому я и подумала, что он и моя мать отлично поладят. – Я не стала ждать ответа и поспешила вернуться в свой кабинет. Закрыв за собой дверь, я прислонилась к ней и глубоко вздохнула.

      Оставшись наконец одна, я постепенно осознала весь смысл того, что только что произошло в кафе. Подойдя к своему рабочему месту, я буквально рухнула в кресло и, чтобы успокоиться, вцепилась в край стола. Тридцать три года, сказала я себе. Прошло тридцать три года с того момента, когда я в последний раз видела мою мать, и вот неожиданно, в нормальный во всех остальных отношениях день, она вновь появилась в моей жизни.

      Я откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Мне хотелось полностью стереть из памяти этот эпизод – то, как она выглядела и как звучал ее голос. Но ее последние слова продолжали крутиться в моей голове, словно оторвавшийся от ветки и подхваченный ветром листок, который не знает, куда ему упасть. Мы не такие, какими кажемся. Конечно, я слышала эти слова и раньше. Недавно даже по телефону точно такие же слова были сказаны мне женщиной, которая была мертва более трех десятилетий.

      На моем столе зазвонил телефон. Я тотчас вздрогнула и, вспомнив, где я нахожусь, подняла на третьем звонке трубку.

      – Мелани, у меня на первой линии есть потенциальный клиент. Специально для тебя.

      – Кто это? – спросила я. Я была готова поговорить с кем угодно о чем угодно, кроме снов, матерей или телефонных звонков от мертвых.

      – Ее зовут Ребекка Эджертон. Говорит, что она давняя знакомая Джека. Но только ты не слишком переживай, – поспешила добавить Нэнси. – Я не думаю, что она в курсе, что вы с ним не разговариваете. В очередной раз.

      Я тяжело вздохнула в телефон:

      – Хорошо. Соединяй. Кто знает, вдруг она мне понравится.

      В трубке раздался щелчок, а за ним – мягкий женский голос с явными переливами чарльстонского говора.

      – Алло! Это Мелани Миддлтон?

      – Да, это она, – сказала я, размышляя о том, откуда она знает Джека.

      – Я репортер из «Пост энд курир». Обычно я не звоню моим потенциальным источникам с бухты-барахты, но наш общий друг Джек Тренхольм сказал, что вы не обидитесь.

      Я недоуменно выгнула бровь:

      – Неужели? То есть дело не касается недвижимости?

      – Нет. Не совсем. Просто я пишу статью о знаменитых чарльстонцах, живших в последние пятьдесят лет, и хотела бы задать вам несколько вопросов о Джинетт Приоло Миддлтон. О вашей матери.

      Я