Отель «Большая Л». Шурд Кёйпер

она.

      Под глазами у нее растеклась тушь.

      Медбрат поманил нас в палату.

      – А ну соберитесь! – приказала Либби. – Брик, держи себя в руках, Пел, веди себя нормально.

      Папа сидел в постели. Рубашки на нем не было, грудь была вся заклеена проводами. На лице у него играла широкая улыбка. Будто уголки его рта были подвешены на рыболовные крючки, а сверху кто-то тянул за леску. Боже, как папа старался!

      Пел тут же подскочила к нему и чмокнула в нос.

      – Привет, сокровище! – сказал папа.

      Либби поцеловала его в щеку и спросила:

      – Ты как, ничего?

      – Мне прописали лекарства, – ответил папа. – А в худшем случае сделают пластику. И тогда… – Он взглянул на медбрата.

      – Ваш папа ведет не слишком здоровый образ жизни, – принялся объяснять тот. – Мы боимся, что у него забилась артерия. Она должна быть вот такой ширины. – Он раздвинул большой и указательный палец на сантиметр. – Но, возможно, она теперь такая. – Он почти соединил пальцы. – Кровь дальше не проходит, сердцу не хватает кислорода, и…

      – Не будем о мрачном, – перебил его папа.

      – Но мы вставим в забитый сосуд металлическую трубочку – стент, это называется ангиопластика, и сосуд опять станет вот таким. – Сантиметр.

      – И тогда… – папа угрожающе взглянул на медбрата.

      Тот глубоко вздохнул и закончил:

      – И тогда все будет хорошо.

      – Нужно только вставить стент, и здоров наш пациент! – продекламировал папа.

      – Пап, да ты поэт! – восхитилась Либби и нервно захихикала. – Смотри, как бы твоя поэтическая жилка тоже не забилась!

      Она махнула все еще стоявшей на пороге Брик: мол, скажи что-нибудь тоже. Что-нибудь ободряющее.

      – Иначе придется тебе переквалифицироваться в… стентап-комика.

      Никто не засмеялся, кроме Пел, – та покатилась со смеху.

      – Или в его ассистента! Ассистента! – заверещала она.

      Сейчас я ненавидел их, всех трех.

      Я отошел к окну и отвернулся: пускай по моей спине станет ясно, как я их ненавижу.

      По улице шли люди в легкой одежде и улыбались. Нельзя умирать, когда на дворе весна.

      – Не сердись, Кос, – сказал папа. – Они перепугались.

      Я тоже перепугался, подумал я. Но промолчал и не обернулся.

      Папа спросил, кто присматривает за отелем.

      – Валпют, – ответила Либби.

      – О боже! – вздохнул папа. – Вам нужно позвонить в страховую компанию и объяснить…

      – Погодите! – осадил его медбрат. – Сейчас лучше не говорить о делах.

      Но папа сказал, что это чрезвычайно важно: мы должны позвонить в страховую компанию, все объяснить, и они пришлют временного управляющего. Он попросил Пел подать ему пиджак. Все еще икая от смеха, она послушалась. Папа вынул из кармана бумажник, и вместе с ним оттуда выпала пачка сигарет. Надо было видеть лицо медбрата! Казалось, будто у него из ушей, из носа и изо рта пошел дым, так он рассердился. Словно каждое из его ребер закурило по сигарете.