Ироничные грани. Сборник рассказов. Алёна Север

вам врут. Честно говоря, у меня есть подозрения, что бог с присущей только ему безграничной щедростью отдал человечеству всю совесть, которая имелась у него самого в запасе. Избавившись от этого непосильного груза, он стал самой бессовестной и счастливой формой бытия во Вселенной.

      В самом деле: поселившись на небесах, в чистых, прекрасных, пронизанных солнечным светом чертогах, окружив себя ангелами и апостолами, нас, людей, он отправил на землю. Здесь, на земле, ютимся мы и по сей день, вынужденные бороться со всяческими природными и общественными катаклизмами, обречённые до конца дней своих вращаться в кругу себе подобных, далеко не таких добрых, светлых и непорочных созданий, как двенадцать апостолов. Сам оставаясь всемогущим и бессмертным, нас он сделал очень даже смертными и приземлёнными существами; а, чтобы подсластить пилюлю, окружил нас ещё более ничтожными творениями: мухами, тараканами, блохами, пиявками, многоножками и тому подобными зверюшками – чтобы мы смотрели на них и мнили себя всемогущими и бессмертными.

      Это ли не проявление самой крайней степени бессовестности? И заметьте – он остаётся совершенно безнаказанным, потому что некому покарать его. У него ведь нет даже совести, которая червём точила бы изнутри его высокий разум, имейся она в комплектации. Это, на мой взгляд, самое веское доказательство моей теории, ведь в противном случае он не смог бы без содрогания смотреть на дело рук своих.

      Долгие годы борюсь я со своей совестью, пытаясь одержать над ней верх; и теперь, оглядываясь назад, с удовлетворением вижу молодые побеги, выросшие из заброшенных мною семян. Иными словами, я могу с уверенностью сказать, что в некоторых поединках с совестью мне удалось отведать вкус победы.

      Живя, например, со своей второй половиной, мне доводилось совершенно бессовестным образом съедать весь оставшийся сыр в холодильнике. Совесть моя, конечно, пыталась остановить меня, предотвратить такое кощунство, демонстрируя моему мысленному взору различные видения. Мне представлялось, что моя вторая половина несётся домой на всех парах и предвкушает, как наделает себе бутербродов с сыром, а потом открывает холодильник и испытывает жесточайшее разочарование. Всё же позиции мои всегда оказывались настолько сильны, что подобные видения лишь увеличивали мой аппетит. Причём, чем сильнее бушевала моя совесть, тем более активное противодействие приходилось пускать в ход. Случались дни, когда холодильник оставался совершенно опустошённым, как кошелёк в конце отпуска.

      Моя совесть всегда была очень щепетильным субъектом. Даже когда мне несколько лет назад довелось взять у хорошего друга книгу, а потом, придя ко мне, он увидел форзац этой книги (там был очень красивый рисунок), приклеенный к стене над моей кроватью, – даже подобная мелочь способна вывести мою совесть из состояния шаткого равновесия. И только годы, череда нескольких долгих лет, насыщенных самыми разнообразными событиями, помогли мне победить свою совесть в этом неравном поединке, усыпить её бдительность, отвлечь другими, более злободневными событиями, и теперь она уже не является ко мне при воспоминании об этом ужасном злодеянии. Единственное, на что теперь способен мой разум, когда перед моим мысленным взором всплывает висящий на стене рисунок и мой потрясённый друг, взирающий на него с недоумением – это непристойный смех, очень оскорбляющий мою совесть. Но каких усилий стоило мне отвоевать этот бастион! Для этого мне пришлось совершить ещё более ужасающий поступок, дабы его масштабами отвлечь свою совесть от предыдущего. Один мой знакомый, обладающий чрезмерно развитым чувством собственной значимости, попросил у меня на временное пользование мой ноутбук, чтобы отпечатать на нём какую-то необъятную по своим масштабам курсовую работу листов эдак на сто пятьдесят. Обещания полились из меня, как из рога изобилия, ибо совесть сказала мне словами Конфуция: "Кто человечен, тот даёт людям опору, желая сам её иметь, и помогает людям достичь успеха, сам его желая". Руководствуясь такими указаниями, а также своей природной добротой и отзывчивостью, мне просто не пришло в голову сказать "нет".

      Ободрённый моими обещаниями, мой знакомый предался нирване, тогда как, знай он, как в конце концов обернётся дело, мог бы распорядиться своим временем иначе. Потратить его, например, на поиски другого мецената. Но как он мог это предвидеть, если даже для меня будущее скрывалось в туманной дымке неизвестности, и до последнего дня мой разум пребывал в заблуждении, сбитый с толку моей совестью? Но как только подошёл назначенный день, мне стало ясно, что расстаться со своим ноутбуком даже на короткий срок я не смогу. Слишком уж с большими неудобствами для меня это было связано. Пришлось бы куда-то прятать файлы, не предназначенные для глаз временного пользователя, а, зная его характер, нетрудно было представить себе, как он, высунув от усердия язык, исследует, словно гончая, весь винт вдоль и поперёк, и в конце-концов находит всё, что с таким тщанием от него скрывалось. Можно было перекинуть всё на дискету (как и предполагалось мною вначале), но кто бы дал мне гарантию, что следы этих документов не затерялись где-то в необъятных недрах системы? По крайней мере, мои тогдашние слабые познания в этой области не могли дать мне такой гарантии. В общем, пришлось мне придумать какой-то неудобоваримый предлог, будто бы мой ноутбук