История тайных обществ, союзов и орденов. Георг Шустер

культуры. В результате кровавой борьбы на равнине, образующей вход в долину Ганга, где и в позднейшие века судьба Индии нередко решалась битвами, они завладели этой богатейшей страной еще задолго до того времени, когда родственные им греки испытали свои юные силы в героических сражениях под Троей. Последующие полчища арийских племен оттеснили прежних переселенцев из завоеванной с такими усилиями страны дальше к востоку.

      Это передвижение народов длилось несколько столетий, наполнив всю страну по Гангу страшным лязгом оружия и кровавой борьбой и, несомненно, сломив юную мощь индийского племени. Когда же наконец многочисленным племенам удалось осесть на одном месте и зажить спокойной, мирной жизнью, зародилась своеобразная индусская культура.

      Под расслабляющим влиянием жаркого климата и изумительного плодородия почвы прежняя энергетическая деятельность арийских народов, о которой говорят древнейшие песни индийского эпоса, уступила место пассивной жизни ума и фантазии.

      Великий индийский эпос, в руках брахманов впоследствии совершенно преобразившийся, также пользуется обильным материалом, доставляемым этими войнами и передвижениями народов, как песня о Нибелунгах – походами германцев, а поэма Гомера – Троянской войной и подвигами ее героев; но по высоте своих воззрений и по глубине настроения, по художественной законченности и проникновенной любви к природе эта поэма даже превосходит поэмы Гомера.

      Воинственный героический дух, высокоразвитое чувство чести и стремление к славе, вызывавшее на блестящие военные подвиги, отступали у индийцев на задний план перед нравственными качествами и добродетелями; пробуждалась жажда покоя и мирной жизни, страстное стремление к гражданскому порядку и законности.

      Необузданная фантазия наполняла небо, воздух и землю вымышленными образами богов и странствующими душами и за мифологически-поэтическим миром грез забывала земное существование и действительную жизнь с ее изменчивыми судьбами. «Увлекаемые своей беспредметной чувствительностью и уносясь на крыльях своей фантазии, лишенной каких бы то ни было издержек, индийцы лишь изредка опускались из мира грез на твердую почву действительности». У них не было глубокого самосознания сильной личности, которая самостоятельно, за собственный страх борется с судьбой, роковой непобедимой судьбой, «которая, давя человека, возвышает его».

      Историческая жизнь не была для них постепенным усовершенствованием, это был лишь печальный переход к уничтожению, небытию. «Поэтому в самосознании индусов звучит глубокое чувство грусти, тихая женственная печаль». Только жизнь богов представляла для них интерес и значение.

      Вследствие этого они утратили представление об общей родине и об общих целях и интересах во всех земных делах. И вместе с тем историческая жизнь индийцев совершенно утеряла почву. Невольно вспоминаются здесь слова Шиллера: «Их жизнь началась и окончилась в священных книгах святой инквизиции»,