Пропавших без вести – не награждать!. Геннадий Сорокин

за ним. Лоскутов не стал вмешиваться в происходящее. Ни к чему время терять. Еще письма разнести надо.

      С уходом скандалиста очередь пошла быстрее. Но, когда до заветного стола Лоскутову оставалось сделать пару шагов, в склад ворвался комендантский патруль.

      – Кто начальник склада? – грозно спросил лейтенант, начальник патруля.

      – В очередь встань! – велел хамоватый складчик, в суете не рассмотревший красных повязок на рукавах.

      – Ты сейчас у меня сам в очередь встанешь! – начальник патруля вплотную подошел к складчику. – Документы!

      Перепуганный сержант дрожащими руками достал книжку красноармейца. Лейтенант бегло изучил ее, сверил фотографию с оригиналом.

      – Где ваше личное оружие, сержант Мовсисян?

      Складчик привычным жестом хлопнул по кобуре и побелел. Утрата оружия в военное время – расстрельная статья.

      В поисках пистолета начальник склада открыл выдвижной ящик стола, увидел там нечто, поразился до глубины души и замер, как парализованный.

      – А ну, в сторону! – приказал лейтенант. – Что ты здесь прячешь?

      В столе оказалась целехонькая немецкая листовка-пропуск.

      – К фашистам намылился, гад? Ждешь не дождешься, когда твои хозяева в город войдут?

      – Да я… – залепетал складчик.

      Но офицер жестко оборвал его:

      – Молчать! Солдаты, арестовать изменника Родины и доставить в комендатуру!

      – Товарищ лейтенант! – запротестовали конвойные. – На кой черт с этим холуем фашистским через весь город таскаться? Начнут немцы обстрел, он же сбежать сможет! Давайте его за сарай отведем, да там и порешаем.

      – И то верно! – согласился старший патруля. – Пошли, иуда! Настал твой час.

      Лишившись начальника, личный состав гарнизонного склада категорически отказался работать. Мол, начнем без нового начальника выдавать продукты – сами под статью угодим. Все, шабаш, ребята, склад закрыт!

      Очередь разошлась. Лоскутов остался. Он не привык бросать начатое на полдороге.

      Не обращая внимания на протесты солдат-кладовщиков, Николай Егорович велел своим бойцам вскрыть ближайший мешок с сахаром, насыпать полные сидора и возвращаться в часть. Его приказание было исполнено.

      Проводив сослуживцев до ближайшей развилки, Лоскутов отправился по адресам. Везде его ждал практически одинаковый прием: вначале испуг, настороженность в глазах, потом слезы.

      – Господи, как вы там? Прости, Коля, что вначале не разобрала, зачем ты пришел. Думала, все, похоронку принес! Коля, подождешь немного? Дай я ответ напишу. Возьми гостинец. Папиросы передай. Коля, там на деньги ничего купить нельзя? Хлеба-то вам хватает?

      Николай Егорович отработал в милиции всю жизнь и считал себя человеком с крепкой, закаленной психикой. Зря считал. К концу дня от слез и причитаний он так морально и физически вымотался, что напрочь забыл и о собственном дне рождения, и о том, что в мире вообще существуют какие-то добрые, светлые праздники.

      В