Путь Долгоруковых. Екатерина Глаголева

а потом упек его в Березов. И ведь Шафирова свалил, пресмыкаясь перед Меншиковым, а Меншикову подсуропил, настроив против него царя-отрока, к которому сам же Александр Данилович его в воспитатели определил. Чуть замутится что – он больной лежит, прямо при смерти, а как прояснеет – и он тут как тут, здоровехонек, и уж увивается, за кем надо. Но умен, стервец! От воспитанника своего графский титул не принял – недостоин, мол; от прусского короля бывшее меншиковское поместье не взял, а теперь, при новой государыне, он уж и граф, и лифляндский помещик! Не иначе как Андрей Иваныч теперь ей про Долгоруковых в уши дует, чтоб от их имения свой кусок отхватить, да пожирнее!

      Иван же думал на Ягужинского, их давнего врага, к тому же затаившего на него зло за то, что не женился на его дочери. А может, и Никитка Трубецкой как-то подгадил; не зря же после восшествия Анны Иоанновны на престол сразу скакнул из камер-юнкеров в майоры гвардии, на его, Ивана, место, а затем генерал-кригскомиссаром стал. А зуб у Никитки на Ивана большой…

      Прасковья Юрьевна, плача, гоняла туда-сюда дворовых, чтобы собрать вещи в дорогу, а ее муж сел писать письмо управляющему в Москву, прося выслать ему денег с первой же оказией, а всем, кому он задолжал, отдать долги. «Людей, которые возвращены к вам в Москву, дворовых разошлите в деревни и определите оных к делам, и велите им давать жалованье и хлеб, а также определите к делам в Москве или к деревням, которые годятся; девкам, которые приедут, до замужества оных содержите и давайте хлебное и денежное жалованье; лошадей, которые к вам возвратятся, мои и князь Ивановы, велите распродать или по деревням разослать, а паче, как усмотрите сами лучше, то, кто из жеребцов, отберите лучших, сколько надобно и припускать, чтобы припуска были». За окном громко прокричал что-то капрал, отдавая команду. Алексей Григорьевич бросил перо, обхватил голову руками. Какие жеребцы, какие припуска? Кто теперь на тех конях охотиться станет? О другом нынче думать надобно. Снова обмакнул перо в чернила: «Когда на вексель в Тобольск переведешь ко мне деньги и вексель пошлешь, тогда и к вице-губернатору Ивану Васильевичу Болтину отпиши, чтоб он пожаловал, по прибытии моем в Тобольск, о том векселе мне сказал; и впредь, когда станете переводить ко мне деньги чрез вексель, пишите к нему ж, вице-губернатору, чтоб он пожаловал, по тем векселям отдавал».

      …Солнце палило нещадно, в комнате было невозможно дышать. Мальчикам наскучило смотреть в окошко, Александра разморило, и он задремал, сидя на лавке. Девочки подошли к Наташе, и Анна, стесняясь, шепнула ей на ушко, что ей надо по нужде. Наташа испуганно вскинула глаза на солдат. Они тоже изнемогали от духоты в своих суконных мундирах, их лица были красны, под мышками расползлись темные пятна пота, однако вид имели по-прежнему грозный. Подойти к ним, попроситься выйти и назвать причину? Лучше сквозь землю провалиться!

      – Потерпи, Аннушка! – шепнула Наташа. – Чай, недолго уж осталось.

      Она сама истомилась. Шея была мокрая от пота, все тело казалось липким, во рту стоял какой-то свинцовый