Невыносимые. Дорога до чужих миров. Ирина Лазаренко

не хотелось совсем, и друзья в который раз пожалели, что через порталы нельзя проводить лошадей. Тахар заикнулся было про то, чтобы остаться в Мире на ночь, но друзья воспротивились. Элай был настроен прямо с утра отправиться на стрельбище, где не был уже много дней, а для этого требовалось хорошенько выспаться. Алера так же твердо была намерена именно сегодня продать кузнецу снятые с магона клинки. Так что Тахару пришлось покориться и позволить проводить свое угрюмо ворчащее тело к порталу.

      В Лирме царило оживление: сегодня днем поселковый голова Хобур нанес визит в дом Веррена, о чем тут же стало известно всем.

      После давешнего сборища у рудника, как оказалось, Орим все-таки поговорил с Хобуром о памятной стычке в Мире, и гном стал разбираться всерьез, много дней потратил, чтобы узнать, что еще успели натворить эти трое парней, сколь велик размах содеянных злодеяний и, значит, что именно ему следует сделать с виновными.

      Поселковый гончар, встретив у колодца Тахара, Элая и Алеру, в лицах изобразил все, что случилось сегодня, когда Хобур пришел к Веррену, и от себя лично добавил большую признательность: сын гончара оказался одним из первых в длинном списке подлетков, которых Веррен с приятелями успели отловить у порталов и ограбить. Жаловаться старшим никто из них не стал: не принято. Полез в Мир – дерись. Пришел побитым – терпи. Лезешь снова – будь готов. Или не лезь.

      Однако когда все узнали о полученной троицей взбучке и о том, что про это стало известно Хобуру, а тот теперь желает знать, разбираться и все прочее – оказалось, что пострадавших было много, и все они теперь потянулись к Хобуру со своими историями.

      Выслушав их все и хорошенько все обдумав, Хобур явился в дом к Веррену и, не стесняясь в выражениях, рассказал его родителям все, что думает про трусливых выскочек, конских хвостов и бдыщевой матери. Веррен в это время поочередно пытался изображать слабоумного, глубоко недоумевающего и смертельно хворого, но помогло это чуть менее чем никак: на него и его друзей Хобур наложил повинный годовой запрет на путешествия в Миры и обязал два месяца каждый день работать на общинном поле, где росла водолюбивая капуста. Амулеты у всех троих Хобур, разумеется, отобрал.

      – Что думаешь? – спросил Тахар у Алеры, когда колодец и ликующий гончар остались позади.

      Она пожала плечами:

      – Думаю, теперь в Мирах стало тремя уродами меньше. А с наказанием Хобур чушь натворил, вот как я считаю: неужели он верит, что они поймут свою вину, если остаток лета будут поливать капусту?

      – Никак не поймут! – обрадовался эльф. – Нужно было вместо капусты заслать их на воспитание жрецу! Тот бы живо объяснил по-простому: кто плохой – того бдыщи утащат в медовую реку и выжрут печень. А кто хороший – того… м-м-м, а что того, кто-нибудь помнит?

      Маг задумался.

      – Кажется, об этом жрец ничего не говорил.

      – Наверное, того бдыщи не утащат в медовую реку, – решила Алера.

      – Замечательно, – согласился Тахар. – Ну а что с ними надо было сделать, Аль, как по-твоему?

      Девушка пнула камешек, проследила,