Великая княгиня Елизавета Федоровна. И земная, и небесная. Наталья Романова-Сегень

в полковую жизнь, но уже с равнодушием: «Я все тот же, кроме, может быть, еще большего равнодушия и хладнокровия ко всей окружающей меня жизни; окончательно погряз в своем полку, отдавшись полковым товарищам и полковым же интересам; многие мне ставят это в укор – je laisse parler (я плюю на разговоры. – Авт.), вспоминая пословицу: „собака лает, ветер носит“. Кругом пляшут и бесятся, я же только раз танцевал – и то плохо, и скучал…»

      Здесь самое время вернуться к теме суждения этой главы. Иной раз можно прочесть или услышать, будто Сергей не испытывал влечения к другим женщинам. Но не потому, что верны были слухи о его нетрадиционности, а потому, что он был такой святой, аки Сергий Радонежский, в честь коего был назван родителями. Но это не так, и в его собственных записках и письмах можно найти признания в том, как он увлечен то одной, то другой женщиной. Причем, уже в те годы, когда о нем говорили как о возможном женихе Эллы. Вот, к примеру, письмо Константину от 16 февраля 1883 года: «Порхаю с одного бала на другой, изнемогаю, особенно когда нет предметов моего „flirt“ (флирта) – а таковые есть, и нахожу свой вкус недурным. Сегодня, например, через час должен грациозно скользить по паркету у гр. Воронцова. Варвара Вл., как метеор, появляется на балах; она ооочень томится в своей глуши с ворчливым мужем». Это признание не Сергия Радонежского, а скорее – молодого Пушкина. А желание флиртовать с красивыми женщинами никак не вяжется ни с гнусными сплетнями, ни с вымыслами о его изначальной сексуальной святости!

      Разумеется, пушкинского «безумного бешенства желаний» у него не сыскать. И не слишком-то он сходил с ума от увеселений: «Я вконец истрепался и истаскался от всех вечеров и балов – не могу больше! Иногда бывает весело, но вообще редко». Но и скромным молитвенником, постоянно стоящим в темных углах храмов на коленях пред иконами и свечами, мы его накануне женитьбы не видим.

      А клеветать на него продолжали. Благодаря сплетням случилась размолвка Сергея с его добрым наставником Арсеньевым. В мае 1883 года, затравленный клеветою, он написал ему письмо: «Это Вы занимались сплетнями с графиней Толстой и со всеми теми лицами, которым Вы ходили рассказывать, что я напиваюсь, валяюсь в грязи! Я знаю это наверно. Я не скажу Вам, кто мне это сказал. Вы меня спрашиваете об этом, желая выпытать у меня тайну!.. Вследствие этого я уже давно потерял к Вам доверие!» Вероятнее всего, один из сплетников оклеветал Дмитрия Сергеевича, поскольку вскоре тому удалось полностью доказать своему воспитаннику невиновность. «Тот, кто занимался клеветою против меня, больше виноват, чем Вы». В итоге, Сергей Александрович со слезами просил прощения и помирился со своим добрым наставником.

      1883 год станет поворотным в судьбе двух главных героев книги. Осенью состоится их помолвка. С чем они подошли к этому событию?

      В апреле Сергею исполнилось 26 лет. Вскоре после этого он прибыл в Москву на коронацию своего старшего брата, к которому в письмах неизменно обращался «Дорогой Саша!», «Милый мой, дорогой Саша!». Прибыл вместе со своим полком, причем, в