Убить Отца. Сандроне Дациери

поняла, что, если она надеется чего-то добиться, придется говорить начистоту:

      – Начальник спецподразделения Ровере.

      – А как зовут придурка из магистрата?

      – Де Анджелис.

      Данте снова покачал головой:

      – У вас и правда неприятности.

      – Так вы нам поможете? – спросила Коломба.

      Данте изучающе посмотрел на нее:

      – Вы правда полагаете, что я могу что-то сделать для ребенка? Или просто хотите втянуть меня в склоки между вашим шефом и судебными инстанциями?

      Коломба решила быть искренней до конца:

      – Я могу лишь надеяться, что вы сможете вынуть кролика из шляпы, но мне слабо в это верится.

      – Вы больше не верите в чудеса?

      – Как и в Санта-Клауса, – ответила она, подумав о Катастрофе.

      Данте медленно кивнул, словно прочитав ее мысли. В какой-то мере так оно и было. Сидящая перед ним решительная женщина явно скрывала какую-то глубокую боль. И дело было не в том, что Ровере использует ее в своих неблаговидных и противоречащих всем принятым процедурам целях и, очевидно, в случае чего готов ею пожертвовать, а в том, что она сама на это согласилась. Никто не рискнул бы профессиональным будущим во имя туманной возможности, в которую сам не верит, если он не убежден, что такого будущего у него нет. Коломба оказалась в положении заходящего в пике камикадзе, и перед этим обстоятельством Данте устоять не мог. Он любил драматические и героические порывы, даже самые глупые. А может быть, глупые порывы он любил еще больше.

      – Будь по-вашему, – сказал он. – Я готов посмотреть бумаги, которые наверняка лежат у вас в сумочке, и сказать вам свое мнение.

      – Спасибо.

      – Не спешите благодарить. Сначала вам придется оказать мне услугу.

      – Какую? – настороженно прищурилась Коломба.

      Данте провел ее на балкон и указал на человека на дороге:

      – Займитесь им.

3

      Альберти, позевывая, стоял рядом с патрульной машиной, припаркованной в нескольких сотнях метров от дома Данте, возле Аврелианской стены. Коломба велела не ставить автомобиль поблизости, чтобы не привлекать лишнего внимания, и в глубине души Альберти был с нею вполне согласен. В отличие от сослуживцев, которым, похоже, было плевать, он болезненно осознавал, какое беспокойство вызывает у гражданских вид патрульной машины и полицейских в форме. Достаточно было зайти отлить в кафе, как это становилось очевидно.

      «Народ нас недолюбливает, – говорил ему пожилой напарник. – Они вечно боятся, что мы их возьмем под арест, причем законопослушные трясутся больше всех. Мы их пугаем». Альберти тогда ответил, что это печально, на что коллега сказал, что он, как и все пингвины, ни черта не смыслит. «Стоит им перестать бояться – и тебе конец, болван, – добавил он. – На одного из наших приходится десять тысяч баранов». Баранами его пожилой партнер величал гражданских, которых по большей части ни во что не ставил.

      Альберти спрашивал себя, не станет ли он сам таким же через несколько лет службы. Неужели однажды и он разучится общаться с кем-то,