На полях Гражданской…. Михаил Федоров

ворота во двор. В углу в вольере растянулись борзые собаки. В конюшне ржали кони. Под окном у крыльца дома жевала сено гнедая лошадь с прозвединой на лбу.

      На стук вышел военный в форме.

      – В-Ваше превосходительство! – солдат хотел обратиться по-новому, но обратился по-старому. – Вы полковник Новиков?

      – Как видите, – на плечах блестели погоны.

      – Нас послали за вами. Велено привезть…

      – А меня-то зачем? – спросил полковник.

      – А мы почем знаем. Нам сказано привезть, значит привезть.

      – Что ж, служба есть служба! Проходите, я соберусь…

      Солдаты поднялись в дом, прошли в гостиную. По сторонам стояли огромные кресла, между которыми тянулся дубовый стол. Стены увесили картины в тяжелых рамах с видами скачек. Над комодом в кожаных ножнах висела шашка.

      Солдаты заробели.

      В гостиную вышел Новиков.

      – Это за что? – солдат показал на шашку.

      – За отвагу, – Новиков провел рукой по георгиевскому банту на груди.

      – Надо бы забрать! Оружие…

      Новиков медлил, а потом вытащил шашку из ножен, поцеловал и подал солдату.

      – Вот это вещь! – расцвел солдат.

      Новиков глянул в окно на лошадь:

      – Позвольте с другом проститься?

      – Как же не позволить?!

      Солдаты даже не пошли следом. Остались разглядывать шашку. Видели: конь неоседланный, невзнузданный. На нем не ускачешь.

      Новиков вышел во двор. Лошадь била копытом, косила глазом. Поняла хозяина с полуслова.

      Новиков запрыгнул на коня:

      – Дарьял, вперед!

      Лошадь рванула с места.

      Солдаты выскочили на двор, стрельбой всполошили грачей, разбудили борзых, которые заметались в вольере, в конюшне забегали кони. Взгромоздились на повозку – взвилось кнутовище.

      Дарьял вылетел на простор и, радуясь свежему ветру, поскакал к Дону. Вдали виднелась синяя кайма высокого берега реки. Всадник обхватил шею лошади и теперь с каждой секундой растворялся в степном море. Полоса поля впереди стремительно сокращалась. Приближался обрыв. Взмыленный Дарьял осел и съехал по глине к кромке берега. Ступил в воду и поплыл через Дон, еще не вернувшийся после разлива в привычное русло. За лошадью, как за лодкой, разошлись волны, вокруг крутило воронки, грозя затянуть в мутные воды. Новиков похлопывал по крупу и не оборачивался.

      Когда Дарьял взобрался на бугор правого берега, солдаты только подъезжали к реке. Новиков слез с лошади, стянул сапоги и вылил воду. Выжал мокрые брюки и полы мундира. Развесил одежду на ветках боярышника, обсыпанного бисером мерзлых ягод, и помахал солдатам, повернувшим вдоль реки:

      – Горе луковое! Хотели меня взять! Да вам коров нельзя доверить пасти! Жаль вот шашку…

      Видел, как блестела на солнце рукоятка в ножнах у солдат.

      Стало темнеть. Новиков натянул подсохшую форму, запрыгнул на Дарьяла и свернул в рощу. Скакал извилистыми лесными тропинками, обогнул село Губарево с его кирпичной церковью и высоченной колокольней, миновал низину у Приволья, где когда-то казаки пытались арестовать моего