На торный путь. Николай Дмитриев

К тому имелись и другие прецеденты, правда, пока что удавалось столковаться, но вот теперь…

      За этими размышлениями сановник не заметил, как подъехал к Коммерц-коллегии. Ездовые гикнули, шикарный цуг не спеша завернул с проезжей части, и карета, миновав садовую арку, въехала во двор, остановившись у парадного входа. Украшенная золочёной резьбой дверца раскрылась, складная подножка откинулась, и граф Остерман, бережно поддерживаемый с двух сторон, ступил на выложенную керамической плиткой площадку возле крыльца. По ступенькам гость, отстранив слуг, поднимался сам, чтобы показать всем, как ревностно он, несмотря на недуг (было известно, что граф мается ножными болями), исполняет свои обязанности.

      Главный дипломат слегка припозднился, и в малом конференц-зале уже сидели два других члена Кабинета: действительный тайный советник князь Черкасский и кабинет-министр граф Ягужинский. Это был весь состав кабинета, и три их одновременные подписи по силе равнялись царской. Заседание пока не начинали, да и было оно вроде как предварительное, поскольку глава дипломатического ведомства привык приступать ко всякому с осторожностью, исподволь.

      Собравшиеся понимали, сейчас Остерман хочет келейно, без огласки, обсудить все возможности, однако было заметно, что он ждёт ещё кого-то. Однако ждать долго не пришлось. Почти сразу вслед за Остерманом появился граф Карл Левенвольде-старший. Сей муж был близок к государыне почти так же, как Бирон и, хотя не занимал никаких должностей, был в столь великой силе, что никакое дело не происходило и не обсуждалось без его ведома.

      Коротко поприветствовав министров, Левенвольде-старший опустился в кресло и напрямую спросил Остермана:

      – Скажи, граф, про дела, которые в Польше, знаю, про самовольство хана крымского тоже, а что султан?

      – Ну, тут… – Остерман сделал довольно долгую паузу и, по обыкновению, начал издалека: – Полагаю, тебе хорошо известно, что стараниями французов теперь в Турции властвуют иные персоны…

      – Потому и спрашиваю, – бесцеремонно оборвал его граф.

      Остерман было недовольно поморщился, однако потом, сделав вид, что всё нормально, ответил:

      – Прежние разы нам договариваться получалось, а теперь я просил великого визиря выслать уполномоченных, но их не прислали…

      – Так, значит… – не договорив до конца, подытожил Левенвольде.

      – Оно и значит, – сокрушённо вздохнул Остерман.

      – Да чего тут ходить вокруг да около? – не выдержал князь Черкасский. – Всем ясно: война с турками – дело решённое.

      Остерман, как вершитель дел внешних, недовольно сморщился, покосился на министра, но, ничего ему не сказав, обратился к Ягужинскому:

      – Нам знать надобно, какие войска у нас есть.

      – И как запасы доставлять будем, поскольку выяснилось: то, что было вывезено ранее в Воронеж и иные места, непригодно, – снова вмешался Черкасский.

      – То не совсем так, – возразил ему Ягужинский. –