Саджо и ее бобры. С вопросами и ответами для почемучек. Серая Сова

смешно семенила ногами, ее расшитые бусами мокасины мелькали из-под клетчатой юбки, но корпус, начиная от колен, она старалась совсем не сгибать, вероятно для того, чтобы не шелохнуть корзинку. Она держала ее в вытянутой руке, словно это было большое и очень хрупкое яйцо, которое могло разлететься на тысячу кусочков при малейшем толчке.

      Неудивительно, что Саджо шла так осторожно: из таинственной корзинки доносились очень странные звуки.

      «Ребеночек! – подумала она. – Кажется, даже два. Как только могли они поместиться в такой маленькой корзиночке? Наверно, совсем крошечные».

      И, как только Саджо вошла в хижину, она тихонько опустила корзинку на пол; Шепиэн уже был тут как тут и придерживал таинственную корзинку за края, пока Саджо поднимала крышку. Заглянув внутрь, она увидела то, что для вас уже не тайна: двух маленьких пушистых зверьков. Они уцепились крошечными лапками, словно ручками, за край корзинки и смотрели на нее так доверчиво своими блестящими черными глазками-пуговками!

      – О-о-о! – у нее захватило дыхание. – Ах, ах!.. – Это все, что ей удалось произнести, и ничего другого она не могла придумать. – Ах! – снова вырвалось у нее. – Медвежата, живые медвежата! – воскликнула она и осторожно опрокинула корзинку набок.

      Зверьки вылезли, и только теперь, когда Саджо увидела их плоские хвостики, она поняла, что это за малыши.

      – Это еще лучше, чем медвежата!

      – Маленькие бобры! Маленькие бобры! – побледнев от волнения, закричал Шепиэн. От его мужской выдержки и чувства собственного достоинства не осталось и следа. – Настоящие, живые!

      Большое Перо улыбался, глядя на детей. Вряд ли можно было ожидать лучшей встречи для бобрят. Саджо сидела на полу все еще с полуоткрытым от изумления ртом, но уже ни один звук не вылетал из него. Она даже забыла показать отцу занавески, которыми так гордилась; правда, можно не сомневаться, что они не ускользнули от зоркого глаза Большого Пера. И обед тщетно ждал на плите, а знаменитое ружье Шепиэна, такое чистое и блестящее, стояло незамеченным в углу.

      Большое Перо много возился с бобрятами во время долгого путешествия и хорошо их кормил – они стали толстенькими, кругленькими, упитанными. Саджо казалось, что эти зверьки – самые прелестные существа на свете. А когда они кое-как вскарабкались к ней на колени, девочка наклонилась и прижалась щекой к их пушистой шерстке, которая так хорошо пахла от подстилки из душистой травки и ивовой коры.

      Большое Перо и Шепиэн пошли за свежей подстилкой и кормом для маленьких гостей.

      Саджо осталась одна. И, пока никого не было, она взяла на руки сначала одного, потом другого бобренка и держала их по очереди в сложенных ладонях, где они очень удобно поместились, и что-то нежно шептала им. А они ухватились своими ручонками (иначе нельзя назвать их лапки) за ее пальцы и – о чудо! – что-то по-детски пролепетали ей в ответ и при этом внимательно смотрели на нее своими черными блестящими глазками.

      Потом Саджо держала обоих бобрят вместе, и они тыкались своими теплыми влажными носиками