Союз нерушимый: Союз нерушимый. Страна мечты. Восточный фронт. Влад Савин

товарища Берии. Или вы позволите, товарищ Сталин, прямо сейчас ей краткие инструкции дать?

      Так вот, значит, чья она ППЖ? То-то слухи ходили, что Лаврентий Палыч за молоденькими красотками увивается, даже на улицах ловят и доставляют! А ему, выходит, не только красивые, но и умные нужны, вот эта Ольховская удачу за хвост и схватила. А Пономаренко меня слил с потрохами. Сам «товарищем» остался, а меня под статью? Падла, жив останусь, не прощу! Но сейчас мне деться некуда. Смотрю, как эта б…ь по телефону указания принимает. Ненавижу… и не дай бог сейчас хоть один волос с ее головы! Она после мою судьбу решать будет, не единолично, конечно, но на основании ее доклада. И если с ней что-то произойдет – я не отмоюсь никак! Тогда останется лишь с Сидоренкой в схрон, а я ж коммунист, а не бандит из села Голозадовка! Да и нужен ли я теперь Сидоренку? Убьет и не поморщится – да еще прикажет своим с меня кожу содрать, или пилой распилить живого, как с панами на Волыни. Разыграет перед своими казнь пойманного первого секретаря, «дело Бандеры живет и побеждает».

      Закончила, мне трубку протягивает. Ору, вытянувшись по стойке смирно:

      – Слушаю, товарищ Сталин!

      И смешливый голос Пантелеймона в ответ:

      – Алексей, прими совет напоследок. Товарища Ольховскую слушайся, как… ну, ты понял. И бога моли, чтобы твой приятель Кук в итоге болтался на виселице, для тебя это лучше всего. Шанс оправдать доверие у тебя есть, хотя, честно, не слишком большой – но в твоих руках, и как Ольховская оценит. Все!

      Слушайся как – самого товарища Сталина, хотел сказать? Из-за нее все – как бы я хотел, чтобы она живой попала бы в схрон к Сидоренке, и чтоб с ней там, как со всякими присланными комсомолочками или учительницами… После чего мне самому лучше сразу застрелиться. Нет, жить хочу! Но после я все припомню, если не упаду, а еще поднимусь!

      – Товарищ Ольховская, какие указания будут? Жду ваших распоряжений.

      Анна Лазарева (по документам Ольховская).

      Киев, 22 июня 1944 г.

      Сижу во главе стола. А Кириченко от меня по левую руку, весь сжался, как будто воздух из него выпустили, вальяжность потерял. Факт измены первого секретаря решили не обнародовать, по понятным причинам. Пономаренко в инструктаже настоятельно рекомендовал мне, чтобы бывший первый в Москву попал живым, ему еще надо на интересные вопросы ответить, что он знает о заговоре в центральном аппарате. То есть Кириченко, сейчас низведенный до уровня простой передаточной шестеренки, стал опасным свидетелем, и не только для Кука. Мне еще охрану к нему теперь приставлять?

      За столом около тридцати человек – ключевые фигуры ЦК КПУ, Киевского обкома и горкома. Все гораздо старше меня, биографии вспоминаю: иные в Гражданской поучаствовали, заслуженные коммунисты, на меня поглядывают с недоумением… но я-то уже не студентка Анечка, какой была всего три года назад! А голос самого Сталина и проводник его правильной воли – а вы, почтенные, у себя под носом заговор просмотрели, ведь наверняка кто-то догадывался, но предпочел не видеть? Так что после будут еще разбираться, те, кому надо,