Не девичья память. Наталия Антонова

первый раз еще удивился, что кот ел из точно такой же тарелки, что были предназначены для самой хозяйки и ее гостей. Правда, это была личная тарелка Дона и находилась в полном распоряжении кота.

      – Морис, как хорошо, что ты пришел, – а то я уже проголодалась, не меньше Дона.

      – Догадываюсь, – улыбнулся Морис и невольно залюбовался русыми волосами девушки, рассыпавшимися по плечам и спине. От них исходил тонкий аромат лаванды.

      Пока Морис доставал из духовки запеченное филе индюшки и залитую яйцами цветную капусту, Мирослава поставила на огонь чайник и расставила на столе тарелки.

      Морис с первого взгляда полюбил уютную кухню в коттедже Мирославы, к тому же все трапезы на ней получались по-семейному теплыми, а беседы и наедине, и с гостями – задушевными.

      – Знаешь, я уже начала скучать по работе, – проговорила Мирослава.

      – Но вы же собирались отдохнуть недельки две.

      – Собиралась, – нехотя согласилась Волгина.

      Ее серо-зеленые глаза с яркими черными зрачками встретились с голубыми глазами Мориса, которые могли быть и светлыми, и темными, в зависимости от душевного состояния их хозяина.

      – Почему бы нам не съездить в лес, пока погода теплая? – спросил Миндаугас.

      – Можно… Только я в грибах не разбираюсь.

      – Зато я разбираюсь. Хотя грибы собирать не обязательно, можно просто погулять.

      – Можно погулять, – отозвалась она со вздохом и добавила: – Птичек уже не слышно.

      – Как это не слышно, синички в саду посвистывают весь день. А в лесу и другие птицы остались.

      – Я соловьев люблю, иволгу…

      Морис улыбнулся:

      – Дроздов, пеночек, сизоворонок.

      – Сизоворонки у нас не водятся, – вздохнула она.

      – Неужели?! Ну, ладно, ладно, – добавил он примирительно, – если хочется птичек, то можно послушать старую пластинку или пение по Интернету.

      – Так я хочу живых послушать! – возмутилась девушка вполне искренне.

      – Тогда придется подождать весны.

      Она кивнула.

      – Кстати, – заговорил Морис, – звонил Шура и просил передать, что подъедет часов в девять.

      – Хорошо.

      – В какой-то мере пение соловья пока может наш Шура заменить, – невинно обронил Миндаугас.

      Наполеонов неплохо играл на гитаре, сочинял песни и сам их напевал. Морису нравилось.

      А Мирослава, как догадывался Миндаугас, от исполнения Шуры была в восторге.

      Мирослава рассмеялась:

      – Значит, лес отменяется?

      – Ничего подобного, в лес мы поедем гулять и любоваться красками осени.

      – Звучит романтично… – Легкая ирония, прозвучавшая в ее голосе, задела Мориса за живое.

      – Свой внутренний мир нужно обязательно подпитывать красотой, – заметил он серьезно, – иначе он поблекнет и жизнь станет пресной.

      – Это открыли английские ученые?

      – Нет, это открыл я.

      – Ну, если ты, то я согласна сходить в лес, – улыбнулась Мирослава.

      Шура прибыл ровно в девять вечера, завел машину во двор и, войдя в дом,