Я – твой должник. Софи Кинселла

есть если я, то не заметил…

      Чего у Грега не отнимешь, так это того, что работает он на совесть и ему поневоле многое прощаешь.

      – Неважно, кто, – отмахиваюсь я. – Надо это убрать, быстро.

      – Ну да… – Грег обмозговывает услышанное. – Хорошо. А разве к нам сейчас не придут?

      – Придут, потому и надо убрать как можно быстрее.

      – Ладно, – говорит Грег, не шевельнув пальцем. – Понял. А где Джейк?

      Очень хороший вопрос. Джейку первому принимать этих оливково-масляных. Видимо, в баре. Именно он устроил встречу. И его тут нет.

      Но из верности семье вслух я ничего этого не говорю. Для меня это важно. Может, важнее всего остального. Некоторые люди вверяют себя Господу Богу, ну а папа мой, умирая, повторял со своим ист-эндским акцентом: «Семья, Фикси. От нее мы зависим. Семья – это все».

      Верность семье – наша религия.

      – С Джейком всегда так, – ворчит Грег. – Никогда не знаешь, когда он объявится. На него нельзя положиться. А нас еще мало сегодня, раз твоя мама взяла выходной.

      Может, все это и справедливо, но в голове у меня папин голос: «Семья в первую очередь, Фикси. Всегда защищай семью на людях. Между собой потом разберетесь».

      – Свои часы он отрабатывает, – напоминаю я Грегу. – Все согласовано.

      В магазине работают все Фарры: мама, я, Джейк и моя сестра Николь, но только мы с мамой пашем полный день. Джейк именует себя нашим «консультантом». У него свой бизнес, он магистр делового администрирования и здесь бывает набегами. А Николь занимается йогой с понедельника по пятницу и сюда может приходить только по выходным. Что иногда и делает.

      – Они, наверное, уже на подходе, – бросаю я. – Давай сюда лестницу поскорее!

      Пока Грег волочит стремянку, я заскакиваю в подсобку и быстро набираю в ведро горячей воды. Надо только взлететь по ступенькам, смыть пятно, забрать банку, спуститься и убрать все до прихода гостей. Пара пустяков.

      Отдел товаров для отдыха не очень удобный, все втиснуто между кухонными полотенцами и банками для варенья. Но так все устроил папа, и мы никогда ничего не меняем. Он очень любил настольные игры. Они, говорил, так же важны в хозяйстве, как ложки. Люди приходили к нам за чайником, а уходили еще и с «Монополией».

      И со дня его смерти девять лет назад мы старались сохранить магазин таким, каким папа его создал. Мы по-прежнему продаем лакричные палочки. У нас есть скобяные товары. А в отделе для отдыха полно игр, мячей и водяных ружей.

      Папин талант заключался в том, что он мог продать что угодно и кому угодно. Он умел очаровывать. Но очаровывать искренне, а не жульничать, вешая на уши лапшу. Он верил в каждый продукт, который продавал. Он хотел приносить людям счастье. Он создал маленький мирок в уголке Западного Лондона (себя, уроженца Ист-Энда, папа всегда называл эмигрантом), и его детище живет до сих пор. Пусть даже тех посетителей, которые знали папу лично, из года в год становится все меньше.

      – Ладно, – бормочу я, торопясь с ведром обратно в зал. – Это всего секундочка!

      Я взбираюсь по стремянке и