ночные тени. Сергей Анатольевич Кулаков

mpty-line/>

      Вмерзали в гладкий, белый наст следы моей руки –

      души трепещущей простые отпечатки:

      ногтей, и пальцев скрюченных, и кожи гладкой.

      Вселенной внутренней тогда все раны сразу вскрылись

      и кровью голубой текли, и на листе застыли;

      Налипла тишина-печать на облака,

      изнемогла – все силы растеряв – рука;

      в бесчувственной пустыне сердце онемело.

      И умер я тогда, и пребывал не здесь,

      а пульс мой начал биться на бумаге белой,

      и, погребённый, там он пребывает днесь.

      * * *

      Спокойный зимний день, устало солнце светит;

      Уже едва-едва наметился снежок.

      Не слышно во дворе, чтобы шалили дети,

      Как будто их собрал и посадил в мешок

      Тот, кем пугали нас в наивном детстве мамы.

      Здесь в комнате тепло, а за окном – зима.

      И градусника ртуть сползает вниз как гамма:

      От ноты дальше к ноте. И с себя снимать,

      С прогулок возвратясь, избыток некий платья,

      Как будто с кочана капустного листы,

      Надоедает. Впрочем, время можно тратить

      Еще каким-нибудь занятием пустым:

      Страницы например перебирать, и с ленью

      Бороться кое-как, глазея из окна

      На зиму, и, когда осточертеет чтенье

      Вконец, плеснуть в стакан нескучного вина.

      Смотрю на метель из окна

      Вот опять заметает в конце февраля.

      Но отсюда – куда в нас метели летят –

      После тихого «бля», после звонкого «ля»

      Зажигалки «Дюпон»,

      Еле слышно, как ветры там тонко свистят,

      За стекольцем оконным; скулят и визжат,

      И отступишь лишь шаг от окошка назад –

      Тишины слышишь звон.

      Там, снаружи, подсказки стирает метель.

      Все дорожки, тропинки, следы замело;

      Ни земли, ни деревьев, ни звезд в темноте,

      И в снегу не видать.

      Тонкой струйкой пустив сигаретный дымок –

      Так, корабль обреченный, сигнал подает,

      Только, вместо того, чтоб спуститься на дно,

      Отправляешься спать

      * * *

      Бродяжная, Улиссова тоска

      Горчичным цветом все вокруг покрыла,

      И связи стали тоньше волоска,

      И чувствуешь, как все давно постыло.

      Постыли все предметы. За окном

      Невыносимо мокрое пространство.

      Противна тишина, стакан с вином,

      И раздражает даже мысль о пьянстве…

      Прохладно в доме, ибо в октябре

      Здесь бьют истопники еще баклуши;

      Теперь темнеет рано во дворе,

      И тишина, как сплетня лезет в уши.

      В груди так пусто… Виснет лампы ком

      Послушным факелом у изголовья;

      Пусть сон порхает рядом мотыльком,

      Я не предам бессонное сословье!

      Как тяжело в квартире одному,

      Но общество – еще, пожалуй, хуже!

      И только стоит веки мне сомкнуть,

      Как ветром вдруг закладывает уши,

      И где-то волны темные шумят,

      И парус ветра зачерпнул холстиной;

      Всю ночь костры бессонные горят,

      И утра ждут отважные эллины.

      Ялте

      Нет ни фелюг, заполненных хамсой,

      И серебристо-толстые кефали

      К заморским берегам откочевали,

      А на прилавках – чебурек с самсой.

      И рыба, да и люди здесь не те,

      Что раньше были: строят всюду «виллы»,

      Черствы, грубы, как варвары Атиллы,

      Безжалостны к природной красоте.

      Кто был тут прежде, может вновь узреть

      Все тоже море, небо, чаек, горы;

      Да в зданьи сером заседают воры,

      А надо бы им «на Морской» сидеть.

      Давно нет магазина «Океан»,

      И рынка, говорят,