ПростиТурция, или Восток – дело темное. Ирина Пушкарева

Оцепенение, разом охватившее свидетелей резкой перемены в настроении милиции, постепенно стало спадать – все, кто находился в это время неподалеку, начали тихонько переговариваться, обсуждая происшедшее. Главный милиционер вернулся к Терминатору и, приложив руку к скособочившейся фуражке, хорошо поставленным голосом доложил о выполнении задания. Оксанка налетела на Ёлку:

      – Элла, ёпт твою кастрюльку, ну что ты опять творишь? Тебя вообще одну можно хоть на минуту оставить?

      Она бы орала еще долго, если бы в это время в ее кармане не заверещал мобильник.

      – Алле! Кто это? Какая Маша? Из какой Турции? Маша, блин, не до тебя сейчас! Маша, я не могу тебе ничем помочь, позвони мне завтра! Ну не сможешь, значит, не звони! – проорала она в трубку и отключила телефон. – Элка! – она вновь переключилась на подружку, но договорить ей опять не дали.

      Пытающийся вырваться из милицейского «козла» Уткин-младший истерично орал на всю площадь:

      – Козлы! П…дец вам всем! Вас же завтра поубивают всех! Вы знаете, кто у меня отец? Мой отец вас всех уроет нах!!! Позвоните отцу!

      – Да звонят уже твоему отцу. Никто у тебя уже отец. Убил ты сейчас своего папу… – задумчиво изрек Терминатор и вежливо обратился к Ёлке: – Элла Александровна, вас домой отвезти или вы хотите остаться в клубе?

      – Да какой тут на хрен остаться? – Элка скептически вскинула бровь. – Поехали домой, мой верный Шурик. Все, домой, спать. Хватит с нас на сегодня приключений. Ты в МЧС сегодня звонить будешь, докладывать о покушении на великую меня, или до завтра подождем?

      Глава 5

      Почти год назад.

      Мама умерла внезапно. Элка была в Академии, когда у нее зазвонил телефон – высветился мамин номер. Странно, она вообще-то никогда не тревожила Ёлку во время занятий – мало ли, позвонит, а дочь в это время на лекции сидит, неудобно получится…

      Сердце екнуло от недобрых предчувствий. Даже не екнуло – на несколько секунд перестало биться.

      Незнакомый мужской голос в трубке что-то говорил про какую-то больницу, про то, что кому-то стало плохо, что надо куда-то ехать…

      Голова закружилась, и девушка начала падать. Однокурсники, стоявшие рядом, подхватили ее, начали суетится, телефон из рук выхватила лучшая подружка Ксюха.

      А дальше она уже ничего не помнила.

      Были, конечно, смутные обрывки сознания – чужие люди, похороны, постоянно рядом Оксанка, кто-то что-то говорил, кто-то что-то делал. Но все это было неотчетливо, как в тумане.

      В себя она пришла только на девятый день после того страшного звонка. Вернее, на десятый. После поминок – или как там эти девять дней называются?

      Как будто бац – и зрение наладилось. Как будто полиэтилен с мозга сняли. Сознание включилось, и все произошедшее – уход мамы, похороны, могилка, заваленная цветами, – все это обрушилось на Ёлку страшным ударом. Осознание случившегося было настолько невыносимым, что, казалось, мозг не в состоянии со всем этим справиться…

      Первые несколько