Крест великой княгини. Юлия Алейникова

рассказали, когда князей в Алапаевск привезли. И про дворцы их, и про кареты. И про слуг. И про то, как простого человека испокон веков голодом морили и эк-сплу-ати-ровали. Во, слово какое умное! Иван запомнил. В общем, не пристало их жалеть. Иван опять приободрился, и на сердце полегче стало.

      Когда Ванька до дому добрался, мать только с сундука сползла.

      – Ванька, ты чего такой всклокоченный, откуда прибег-то и почему дома не ночевал? – тут же вцепилась в него родительница. Она была уже старой, Ванька у нее младший был. Приземистая, жилистая, загорелая чуть не до черноты – на огороде обуглилась, с седыми волосами и черными, как уголья, глазами, ведьма, одно слово. Ванька-то лицом в отца пошел. И характер у матери был жесткий, властный, а потому, когда она его спросила, отвечать пришлось.

      – На службе был. Задержался. – Теперь, при новой власти, Ванька чувствовал себя уверенно, по улице ходил гоголем, на соседа Кондрата Карпыча, что жил в большом доме и имел свою лошадь, двух коров и шорную мастерскую и по прежним временам Ваньку не замечал, как вошь какую, поглядывал свысока. Да и мать уже не так боялся, как прежде, во всяком случае, всячески это показывал.

      – Где был, говорю? – гремя горшками возле печки и покрехтывая, спросила старуха. – У Напольной школы небось?

      – Откуда знаешь? – замер с полуснятым с ноги сапогом Ванька.

      – А то не знаешь? Полночи стреляли на том конце, конные, говорят, всю ночь туды-сюды скакали, да еще, говорят, взрывы были. – Тут мать оставила возиться с печкой и, подойдя к Ване, заглянула сыну в глаза. – Случилось чего? Может, с великой княгиней чего, с Елизаветой Федоровной? А? Ты чего молчишь-то, стряслось что, говорю?

      – Стряслось. – Старцев их еще с вечера предупредил, что населению правду о Романовых знать не обязательно. Население еще не сознательное. Может не так понять. А потому в сложной ситуации, сложившейся на Урале, лучше, если население будет думать, что князей кто-то похитил, например, белогвардейская сволочь. И для этой цели ночью, когда подводы с князьями уже покинули город, люди Абрамова должны были устроить возле школы стрельбу и даже взорвать несколько гранат, чтобы население думало, что бой был.

      – Ох ты, батюшки! – всплеснула руками мать и тут же на колени рухнула перед иконами Бога молить о спасении беглецов.

      – И как вам, маманя, не стыдно? – укоризненно проговорил Иван. – Уж сколько раз я вам говорил, нету никакого Бога, а значит, и молиться незачем.

      – Нету! – поднимаясь, фыркнула мать. – Ишь, умники нашлись! Господь наш Спаситель от веку есть, а вас, горлопанов, только вчера народили, да видно, пороли мало, – крестясь, бормотала она, снова возвращаясь к печке.

      – Ну а за цареву родню вы зачем молитесь? Сколько они простого народу погубили, сколько соков с него выпили? – из какого-то внутреннего глупого упрямства принялся злить мать Иван.

      – Может, кто и выпил, – буркнула недовольно мать, – не знаю, а вот только великая княгиня Елизавета